И случилось так, что был он послан с посольством к правителю Тондо и там при дворе узрел деву, которую видел ранее купающейся в лунном свете. Но сказали ему, что то принцесса Кандарапа, племянница правителя, никогда не покидавшая двора; и действительно, девица, будучи представленной ему и спрошенной, ответила, что не видела его ранее. Сальседо поверил принцессе и влюбился в нее».
Так началась любовь, которая, если верить Сепеде, оказалась ловушкой, расставленной девой. Сепеда утверждает, что правитель Тондо был в сговоре с другими раджами, замыслившими перебить или изгнать вторгшихся испанцев, а если это окажется невозможным, то хотя бы всеми силами препятствовать дальнейшему покорению их земель. Мишенью заговора стал Сальседо, чья молодость делала его более опасным завоевателем, нежели стареющие ветераны, такие, как Легаспи и Мартин де Гойти.
Сепеда считает, что туземные заговорщики, раздумывая о том, как обезвредить Сальседо, вспомнили о некоей жрице, которая могла бы заморочить его, — а может быть, сама жрица вызвалась это сделать. Она должна была выдать себя за племянницу правителя и попытаться своими чарами обольстить испанца, чтобы он страстно увлекся ею. Тогда бы уж в ход пошли и другие средства, дабы лишить влюбленного воли и свести его с ума.
Подстроили так, чтобы Сальседо снова и снова где-нибудь да замечал мельком женщину из пещеры, пока не решит, что у него двоится в глазах или он теряет рассудок.
Заговор, по Сепеде, почти удался. Сальседо начал верить, что ему является призрак. К этому времени расстроился и его любовный союз с мнимой принцессой. Вне себя от ярости, мучимый страстью и отчаянием, он утратил всякий интерес к военным предприятиям.
К счастью — или к несчастью, — его дед, Легаспи, осознал, что, удерживая юношу при себе, он только вредит ему этим; и Сальседо послали на юг, для усмирения бикольских племен. Тот блестяще справился с задачей, но, выполнив приказ, поспешил назад в Манилу к своей принцессе из Тондо и там снова попал в рабство. Однако Легаспи и на сей раз вовремя отводит чары, отправляя молодого человека подальше — теперь уже на север, покорять илоканские земли.
Сепеда сообщает, что перед походом Сальседо был призван к пещере богини. У Ибаньеса это изложено следующим образом:
«Прибыв на лодке к подножию скалы, конкистадор был препровожден слугою наверх, и велели ему ожидать. В проеме внутренней пещеры появилась затем жрица и стала укорять его за то, что он разграбил золотые копи Биколя. Когда же он возразил, что невиновен, то был так вознагражден за это: „На севере, куда ты идешь, — молвила жрица, — есть горы, изобилующие золотыми россыпями“. И назвала она место, каковое, по ее словам, особенно богато золотом, но не сказала, что край тот проклятый, ибо свирепствует в нем смертоносная лихорадка. Напротив, она его заверила, что тайна сия ему открыта, дабы его испытать. „Ибо если ты воротишься оттуда, не взяв золота из тайных копей, — сказала она, — то тем докажешь, что ты есть достойный муж, и жить тебе счастливо на сей земле“. И тогда он поклялся, что умрет, а не прикоснется к золоту. Засим жрица удалилась. Когда же заглянул он во внутреннюю пещеру, там никого не было».
Придя из первого своего похода на север без золота, Сальседо обнаружил, что принцесса Кандарапа во время его отсутствия умерла. Сепеда полагает, что то был очередной обман. Заговорщики, поскольку их планы рухнули, решили отказаться от своих замыслов, и мнимая принцесса исчезла. Могила, которую показали Сальседо, на самом деле была пуста. Тем не менее сердце его было разбито. Когда, молчаливый и безутешный, вернулся он на север, его люди стали требовать, чтобы он повел их к тайным золотым копям, но он отказался. Сподвижники ожесточились против него, и Сепеда, видимо, был в ярости более других. Наконец, проникнувшись к ним жалостью (а собственная участь была ему безразлична), он согласился их вести. Они отправились к проклятому месту в горах, и там Сальседо заболел лихорадкой.
Когда он, уже при смерти, лежал в хижине, его принцесса предстала перед ним. Дрожа от радости, задыхаясь, Сальседо произнес ее имя и попытался сесть. Он сорвал с груди маленькую ладанку с цветами, которые она подарила ему на прощанье. Хрупкие сухие лепестки высыпались ему на ладони, и он протянул их ей. Стоявшие поблизости думали, что у него бред, как вдруг, содрогнувшись, они услышали смех богини и ее ужасный голос. «А теперь умри, испанец! — воскликнула она. — Пусть золото убьет тебя!» И плюнула ему в руки. Он откинулся на изголовье, отвернулся и умер.
