Никита отвел ее в домишко, который снимал у Артура, – крошечный, с маленькой комнаткой и кухней, заваленной автодеталями.
Здесь было неуютно и довольно грязно, но Дину такие мелочи не могли смутить. Пусть это хибара, не дворец, но зато рядом – самый настоящий принц.
– Вот… Не самое лучшее место, но скоро мы отсюда уедем, – сказал Никита, заметив, как оглядывается вокруг Дина.
– Далеко? – с интересом спросила она.
– Далеко.
– Это хорошо…
– А почему ты не спрашиваешь меня, куда мы уедем? – Он ласково взял ее за руку.
– Мне все равно. Я сейчас знаешь что подумала? Неважно, где жить, важно – кто будет рядом…
– Ну, милая моя, ты совсем бессребреница! – засмеялся Никита. Обнял ее.
Они стояли так довольно долго, не шевелясь. В окне надсадно гудел встроенный кондиционер – старый, страшный, ржавый.
– Ты рассердился на меня – тогда? – наконец тихо спросила Дина.
– Нет. Я, наверное, не умею на тебя сердиться. Вернее, долго сердиться. Ты мой ангел-спаситель, я тебе жизнью обязан!
– О, больше того. Ты же ничего не знаешь… – Дина вспомнила о перстне с рубином. Рассказать? А зачем… Или когда-нибудь потом, может быть. Ни к чему Никите быть настолько ей обязанным.
– Я все знаю. Я все про тебя знаю. Ты милая, ты красивая, – он провел губами по ее щеке. – И этого достаточно.
– Но так не бывает!
– Как?
– Я счастлива. И мне – легко. Словно камень с души упал, – с удивлением призналась женщина. – Знаешь, почему? Потому что я делаю, что хочу. А не то, к чему меня принуждают, что я должна делать.
– Ты свободна. А что ты еще хочешь делать, что? – шепотом спросил он ее на ухо.
Дина облизнула губы и подняла лицо.
Поцелуй – долгий, от которого перехватило дыхание… Как же это прекрасно: не отдаваться – смиренно и покорно, не подчиняться, а – разделять.
Платок соскользнул с ее плеч. Никита увидел синяки на Дининых предплечьях, вернее – пятна, уже сходившие, напоминавшие марсианский узор – причудливым смешением красок, от бледно-желтого до розовато-фиолетового.
Глаза его расширились, крылья носа дрогнули.
– Все пройдет, – сказал Никита. – Ты слышишь – все пройдет, все заживет. И ты забудешь… Я сделаю все, чтобы ты забыла.
Дина подняла руки и принялась расстегивать рубашку на его груди.
…Опять с ней случилось странное, опять она представила озеро в лесу, почувствовала запах болотных цветов, увидела мельтешение стрекоз.
Сны о Марьяше и те образы, которые возникали в душе, когда Дина обнимала Никиту Раевского, почему-то упирались в одно и то же – в цветы.
Дине так не хватало их, и, видно, они стали для нее символом счастья, любви. Всего самого хорошего, что могло быть в этой жизни.
…Она открыла глаза, улыбнулась, опустошенная и одновременно полная ощущений – острых, тающих, вновь набегающих – уже с меньшей силой – и вновь исчезающих… Словно волны ее качали, а потом вынесли на берег и осторожно положили на песок.
– Я помню то мгновение… То мгновение, когда пришел в себя, – заговорил Никита, продолжая прижимать к себе Дину. – Я открыл глаза и увидел – тебя. Ты плакала.
– Разве? Я уже не помню…
– Точно, точно. Зато я все отлично помню. И я тогда подумал, что эта девушка не должна больше плакать.
– Ты смешной… А я, знаешь, когда я впервые тебя увидела?
– Когда меня, разбитого вдребезги, привезли к вам, да?
– Не угадал. Я увидела тебя раньше. По телевизору. Был репортаж о ралли, и ты давал интервью. Такой лохматый, смешной… Я и имя твое запомнила тогда.
– С шевелюрой мне было лучше? – Никита машинально провел по голове, по только начинающим отрастать волосам.
– Не в этом дело, – засмеялась Дина, прижимаясь щекой к его груди и слыша, как бьется сердце Никиты.
– А в чем?..
– Я не знаю. Но ты мне сразу понравился. Иначе бы я тебя не запомнила, не узнала потом. А я узнала тебя, когда… когда увидела уже на каталке, без сознания. И я подумала – будет ужасно, если этот парень не выживет, будет ужасно несправедливо, если он не выживет…
– Тогда это судьба.
– То есть?
– Если бы не авария, я бы с тобой не встретился.
– Ох, нет, не надо больше никаких аварий! – жалобно воскликнула Дина.
– Конечно, не надо… Но я о другом. У медали две стороны, и во всяком событии тоже – есть плохое и хорошее. Хорошее – это ты. Это наша с тобой встреча.
