— Ей нужно было выйти, — повторила я. — Мой тоже так себя ведет, когда ему надо на двор.
— Выйти… — недоверчиво повторила Элейн. — Честное слово, сначала ей хотелось чего-то совсем другого. Уж можете мне поверить!
— Это ведь ваша первая собака? Давно она у вас?
— Месяц. Это был самый долгий месяц в моей жизни. Мне кажется, прошла целая вечность. Хотя… это не только из-за нее. То есть это все равно связано с ней, но не только с ней… Это длинная история. Как вы думаете, она сейчас успокоилась?
Кими стояла на прямых лапах, натянув поводок и прижав уши. Она обратила свои бархатные карие глаза на Элейн и нежнейшим образом помахивала пышным бело-серым хвостом. Любой собачник понял бы, что Кими начисто забыла о своем проступке и сейчас пытается выяснить, помнит ли о нем Элейн.
— Все прекрасно. Это поза подчиненности, — опять успокоила я ее. — Послушайте, вы собираетесь держать ее и дальше? Вы точно этого хотите?
Элейн облокотилась на стол.
— Тут сложно. Я же сказала: это целая история. Дело в том, что я должна держать ее. И большую часть времени она ведет себя прекрасно. И вдруг, ни с того ни с сего, выкидывает вот такие фортели! А с другими собаками как она себя ведет! Просто с цепи срывается. Я даже не могу вывести ее погулять. Она сразу на них нападает. Не знаю… Может, это покажется вам безумием с моей стороны, особенно сейчас, но… она мне нравится. И я ответила бы на ваш вопрос положительно. Да, я хочу держать ее у себя. Должно быть, я не в своем уме.
— Давайте выпьем чаю, — предложила я, — и поговорим. Меня зовут Холли Винтер. Я давно держу собак. У меня тоже маламут.
— Боже мой! Я даже не спросила, как вас зовут. Извините.
Мне понравилось, что мое имя — Остролист Зимний — не вызвало у нее усмешки. Мои родители, кстати, тоже не находили в нем ничего забавного. Дело в том, что все суки предыдущих двух пометов получили клички типа Рождественское Печенье или Снегурочка — мы все родились в декабре. Баку и Марисе не хотелось, чтобы я чувствовала себя хуже других, то есть хуже золотистых ретриверов, конечно.
Элейн понравилась мне и тем, что извинилась, и тем, что хотела оставить у себя собаку, которая загнала ее на кухонный стол и изгрызла ножки мебели. И конечно, я была без ума от Кими. Именно такую собаку я представляла себе, когда писала свой рассказ и боялась, как бы Рауди не прочел мои мысли.
Успокоившись и вновь обретя хорошие манеры, Элейн повесила мою парку, заварила в чайничке «Эрл Грей», предложила включить электрокамин (я ведь из холодного штата Мэн). Когда она поставила заварной чайник и чашки на сервировочный столик, я хотела уже сесть на полосатый серо-голубой диванчик лицом к блестевшему металлом камину на подставке, выложенной плиткой, но Элейн меня вдруг остановила.
— Это место Кими, — сказала она с извиняющейся улыбкой. — Она не любит, когда здесь сидят другие.
В конце концов, это дом Элейн. И собака хозяйки дома. Я уселась посередине диванчика. Кими я все еще держала на поводке. Она принюхивалась к содержимому молочника, стоявшего на столике. Я была уверена, что Элейн разрешит ей вылакать молоко. Хотите верьте, хотите нет — так и случилось. Расплескав молоко по всему столику, Кими вылакала весь кувшинчик и вылизала его. Элейн не сказала ни слова.
— Я налью еще молока, — сказала она мне. — Не беспокойтесь: сначала я вымою молочник.
Я и не думала беспокоиться. Лучше доесть за собакой, чем за человеком, как говаривали мои родители.
Когда Элейн вернулась, Кими бросила на нее вопросительный взгляд, а потом прыгнула на тот конец диванчика, который она считала своим, и уселась рядом со мной.
— Не придвигайтесь, — предупредила Элейн. — Она может цапнуть. Она у нас строгая.
— Я уже поняла, — ответила я и едва удержалась, чтобы не добавить: «Зато вы — не очень. Ну ничего, скоро станете строгой».
Вслух же я сказала:
— Так расскажите мне о ней поподробнее.
Элейн еще раз, как это сделал до нее и Стив, повторила, что история длинная.
— Я психотерапевт, — сказала она. — У меня частная практика, кабинет на Масс-авеню. Так вот, месяц назад умерла моя пациентка, молодая женщина. Я знала: это ужасно, когда умирают пациенты, но у меня это случилось впервые. Особенно ужасно, если это самоубийство. Я думала, что знаю, как это тяжело. На самом деле до сих пор я даже не представляла себе, что это такое! Что-то за гранью ужаса.
