— И на этом основании, — заключил Каралекис, — он сравнил заболевание с «испанкой».
Воцарилось молчание, которое нарушила Жанин Вассерман.
— Нет, — заявила она. — Он ничего не сравнивал. Он прямо сказал: «испанка», и точка.
Вурис закатил глаза.
— Ну да, если верить переводчику… если верить врачу. Если верить перебежчику! — Он сделал паузу и оглядел собравшихся. — Я один такой подозрительный или…
Нил Глисон одобрительно фыркнул, затем глянул на часы. Поднявшись, он с фальшивой гримасой сожаления объявил:
— Все это очень интересно, но мне к двум часам на кораблестроительный завод, так что… В общем, держите меня в курсе. — С этими словами Глисон взял куртку и удалился.
Вассерман, казалось, не заметила его ухода. Она оперлась локтями на стол и хмуро оглядела оставшихся.
— Послушайте, кое-что не дает мне покоя. Наверное, и всем нам… Реакция корейцев.
— Разумеется.
— Насколько я понимаю, эпидемию гриппа не остановить, просто перебив заболевших…
— Почему? — вмешался Вурис.
— Потому, — отрезал Эпштейн.
— Вектор не один, — объяснил Каралекис.
— Вот именно.
Вурис посмотрел сначала на одного врача, потом на второго:
— Какой еще вектор?
— Вектор распространения.
— А какие есть еще? — встрял Фитч.
— Кроме людей? Крысы. Утки, — ответил Каралекис. — Дикие утки разносят грипп очень далеко.
— Во время сезонных миграций, — добавил Эпштейн.
— Вот и я о том же, — кивнул Каралекис.
— Первый удар нового штамма практически всегда приходится по Китаю, — добавил Эпштейн.
— Почему? — поинтересовался Вурис.
— Огромные популяции водоплавающих птиц, высокая плотность населения…
— Причин очень много, — отметил Каралекис. — И тем лучше для нас. За то время, которое вирус добирается до Штатов — примерно год, — мы успеваем разработать необходимую вакцину.
Жанин Вассерман многозначительно кашлянула.
— Давайте вернемся к теме. Итак, реакция корейцев — и ее неадекватность.
Врачи недовольно нахмурились — они наслаждались своей дискуссией.
— Во-первых, меня озадачила их уверенность в том, что это именно «испанка».
Эпштейн и Каралекис хотели ответить, но Фитч предостерегающе поднял руку.
— Корейцы не могут не знать, — продолжала Вассерман, — что уничтожением Чхучхонни эпидемию остановить нельзя и что болезнь будет распространяться другими путями.
Врачи переглянулись. Наконец Эпштейн милостиво кивнул, признавая разумность довода.
— Таким образом, их поступок совершенно нерационален, если только не предположить, что они были полностью уверены в том, что у этой эпидемии нет других векторов. Что это разовая вспышка.
— Гм, — вытянул губы Каралекис. — Понимаю, к чему вы клоните.
Эпштейн озадаченно захлопал глазами и стал похож на пухлого мальчика, которого мама нарядила в папин костюм.
— К чему? — переспросил он.
— Мисс Вассерман, — ответил Каралекис, хмурясь, — намекает на то, что произошла некая случайность и инцидент в Чхучхонни был… попыткой скрыть ее.
— Вы имеете в виду утечку из лаборатории?
— Да. Иначе…
— Иначе они бы понимали, что вспышка болезни им неподвластна, — закончил за него Фитч. — Им пришлось бы просто смириться.
— Разве такое возможно? — встревожился Эпштейн. — Есть данные, что северные корейцы исследуют грипп?
— Да, — кивнул Каралекис. — Есть. У них самая мощная в мире программа создания бактериологического оружия. Поскольку там нет наших наблюдателей, мы не знаем, где расположены лаборатории. Но программа существует, и именно Северная Корея добилась в этой области поразительных успехов.
— Почему? — удивился Эпштейн.
— Потому что исследование бактериологического оружия не нуждается в крупных финансовых вложениях. К примеру, ядерная программа требует сотни миллионов, только чтобы развернуться. В то же время с сибирской язвой, тифом и холерой можно работать и в гараже — достаточно домашней пивоварни. Дорогостоящие ракеты тоже становятся не нужны — хватит и банального аэрозольного баллончика.
— Я дам доктору Эпштейну нашу брошюру, — вмешался Фитч. — Скажите лучше, разве такое могло случиться, даже если рядом с Чхучхонни и есть лаборатория?
— Всякое бывает, — пожал плечами Каралекис. — Может, у них пробирка разбилась?
