— Вам виднее, Нильс. Но какое отношение это имеет к делу?
— Самое прямое, сэр! Это вопрос доверия! Сэммз и Киннисон переглянулись. Потом комиссар спокойно сказал:
— Как раз перед вашим приходом, молодой человек, мы с мистером Сэммзом говорили о тайнах и загадках. Все они связаны с расширением нашей деятельности, с появлением новых областей, в которых невероятное превращается в реальность — если не в банальное обстоятельство. Поверьте, мы сумеем выслушать вас внимательно и без предубеждения.
— Хорошо. Но поймите, я — ученый. Мое мировоззрение основано на фактах и непреложных законах, в равной степени справедливых и для Галактики, и для человека, и для мельчайшей микрочастицы. Я не верю в сверхъестественное, джентльмены. Я не верю в наитие, которое появляется на пустом месте, Все имеет рациональную причину, но не всегда мы можем доискаться до ее корней…
— У вас возникла какая-то парадоксальная гипотеза? — Сэммз с интересом приподнял брови.
— Нет, сэр, никаких гипотез и никаких парадоксов! Только точное знание. А сейчас я всего лишь расчищаю дорогу для тех невероятных вещей, которые нам предстоит обсудить. Поверьте, если другие замечают за мной странности, то мне самому они видны гораздо яснее… И я пытаюсь их понять и объяснить…
— Так, понимаю, — Сэммз в волнении подался вперед. — Значит, вы вступили в конфликт с самим собой? Я всегда считал вас, Нильс, исключительно цельной личностью… Ну, и как же мы выберемся из болота?
— Прежде всего, попробуем определить, где его край, — Бергенхольм слабо улыбнулся и бросил взгляд на комиссара. — Я полагаю, мистер Киннисон не имел возможности заглянуть в мое досье?
— Вы имеете в виду… — начал Сэммз.
— Да, да, сэр, мое происхождение! — норвежец повернулся к Киннисону. — Видите ли, мой отец, доктор Хальмар Бергенхольм, и мать, Ольга Бьернсон, занимаются ядерной физикой. И я родился как раз в то время, когда они работали на большом ускорителе под Тронхеймом…
— О! Вы полагаете — мутация? — Киннисон привстал в кресле. — Мутация, подарившая вам способность… так сказать, видеть суть вещей? Некое внутреннее зрение?
— Можно сказать и так, хотя под внутренним зрением понимают разное, и достоверное описание подобного феномена отсутствует. Однако все эти странности подтолкнули меня к размышлениям, имеющим прямую связь с интересующей нас темой. Я полагаю, что можно создать учение о силах разума — столь же четкое, строгое и ясное, как геометрия Евклида. Более того, я уверен, что такое учение уже существует, и я появился на свет с некой врожденной способностью воспринимать его отдельные элементы.
— Вы говорите о телепатии? — Сэммз задумчиво поглаживал подбородок, уставившись взглядом в стену.
— Не только о ней, сэр… Но давайте вернемся к нашей проблеме, к вопросу о создании идентификационного знака патруля. До сих пор этот символ мыслился исключительно в физическом плане. Но все, что можно синтезировать физическими методами, можно ими же исследовать и воссоздать. Такое решение нас не устраивает, ибо преступники часто пользуются услугами весьма квалифицированных специалистов. Существует, однако, область, где физика бессильна — я говорю о ментальных силах, о разуме.
Итак, рассмотрим, что же необходимо Трипланетной Службе, которая сейчас расширяется, превращаясь в Галактический Патруль. Нужен символ, который надежно идентифицировал бы любого защитника цивилизации, причем абсолютно безошибочно. Этот символ должен отвечать следующим требованиям: невозможность подделки, невозможность имитации, бесполезность похищения. Он должен служить только своему носителю и уничтожать всякого, кто попытается незаконно использовать его. Наконец, он должен обеспечивать связь и взаимопонимание между нами и любой разумной формой жизни, на каком бы уровне, высоком или низком, она не находилась. Несомненно, такая связь может быть только ментальной, гораздо более быстрой, чем звуковая, что избавило бы нас от изнурительного изучения множества языков. Столь же несомненно, что последнее требование не является моей фантазией — мы знаем, что высокоразвитые расы Ригеля и Полэна VII уже знакомы с телепатией.
