Маленькая гладкая ручка Шейн тщательно терла лицо Вэнса, а другая упиралась в его голую грудь. Он не сопротивлялся, стоял смирно и смотрел на нее.
— Меня так и звали: «Эта хулиганка Эббот», — говорила Шейн, оттирая одно особенно грязное место на подбородке. — Теперь я должна доказать им, что я законопослушная гражданка, чтобы они забыли, как я разоряла их сады, и начали покупать мой антиквариат. Потому что хулиганов никто не воспринимает всерьез. Ну вот, теперь лучше.
Удовлетворенная результатами, Шейн опустила руку. Вэнс тут же перехватил ее. Их взгляды встретились.
Теперь он стал смывать с ее лица остатки грязи. Его пальцы медленно чертили круги у нее на лице, а глаза неотрывно смотрели в ее глаза. Прикосновения его грубой ладони были на удивление нежными. Губы Шейн задрожали и раскрылись. Словно из любопытства, Вэнс очертил их пальцем. Она судорожно вздрогнула. Неторопливо и осторожно он провел кончиком пальца по внутренней поверхности верхней губы. Солнце на краткий миг выглянуло из-за туч, осветило все вокруг и снова скрылось. Проследив игру света у нее на лице, он пробормотал будто бы сам себе:
— Теперь вы от меня не убежите.
Она ничего не ответила, боясь говорить, пока его палец медлил на ее губах. Палец неспешно заскользил вниз, по подбородку, к пульсирующей на горле жилке. Там он задержался, будто проверяя реакцию Шейн и наслаждаясь ею. Затем передвинулся к груди и легко коснулся торчащего соска, прикрытого мокрой и тонкой тканью.
Жаркая волна разом окатила ее тело. Кожу холодила вода, а кровь горела от прикосновений Вэнса. Он наблюдал, как ее румянец бледнеет, а глаза становятся невозможно большими и темными. Но все же она не отстранялась, не сопротивлялась его близости. Он услышал, как она несколько раз судорожно выдохнула.
— Вы меня боитесь? — спросил он, кладя руку ей на затылок.
— Нет, — прошептала она, — себя.
Он озадаченно сдвинул брови, на миг приняв суровый и недоверчивый вид. Его глаза были не холодными, но проницательными — полными вопросов и подозрений. Но Шейн не чувствовала страха, только томление.
— Странный ответ, — задумчиво прошептал он. — Вы странная женщина. — Его пальцы растирали ее затылок, пока он искал ответы в ее лице. — Поэтому вы меня возбуждаете?
— Не знаю, — сказала она, задыхаясь. — Я не хочу знать. Просто поцелуйте меня.
Его губы коснулись ее губ, но лишь слегка, с легкостью кончика пальца.
— Интересно, — зашептал он, — что в вас такого, чего я никак не могу раскусить? Вкус? — Он чуть ли не в порядке опыта сжал зубами ее нижнюю губу. У нее вырвался низкий стон удовольствия. — Свежесть дождя и сразу медовая сладость. — Его язык легко и лениво пробежался по ее губам. — Эта кожа… как лепесток розы. — Он стал ласкать ее руки, снизу вверх, затем сверху вниз, постепенно сближаясь с ней, пока, наконец, не прижал к себе. Стук его сердца громом отдавался у нее в ушах.
— Что вы хотите узнать? — низким дрожащим голосом спросила она. — Разве чувств недостаточно?
Они стояли, прижавшись друг к другу, будто голые, разделенные лишь мокрой, облепившей их одеждой.
— Поцелуйте меня, Вэнс, просто поцелуйте. И все.
— Вы пахнете дождем, — пробормотал он, веля себе не подчиняться соблазну, но зная, что не сможет. — Вы чистая и честная. Когда я смотрю в ваши глаза, я готов поклясться, что в них нет лжи. Это так? — И он впился в ее губы, не дав ей ответить.
Перед глазами у Шейн все поплыло. Гнев, который она чувствовала в нем ранее, обратился в чистую страсть. Его болезненный голод передавался и ей. Громко журчал ручей, торопясь слиться с рекой, но Шейн слышала только собственное сердцебиение. Не было больше жгучего холода, только тепло его руки, ласкавшей ее спину.
Теперь ему стало мало ее губ, и он стал жадно исследовать все ее лицо, мокрое, со вкусом холодной свежести ручья. Но где бы ни бродили его губы, они постоянно возвращались к сладкому и мягкому рту, ждущему и жаждущему, манящему и готовому впустить его. Под ее податливостью и мягкостью была страсть, не уступающая его страсти, и сила, которую он только начинал познавать.
