… Вход в пещеру был заткан паутиной, и, когда Брюс выходил, липкие нити повисли у него на лице и кольчуге. Он провел ладонью по щекам и взглянул на то, что осталось от лагеря его армии: слабо тлевшие в тумане костры — слишком мало костров; безмолвные солдаты — слишком мало солдат; понурые лошади — слишком мало лошадей.
Он вернулся в пещеру. Когда входил, лицо опять опутали нити паутины.
— Проклятая тварь, — проворчал он, выискивая глазами паука.
Брюс бросился на солому и долго лежал, обхватив голову руками. Никто не шел к нему. Сейчас гаснут костры, и те, кто сеял ужас, тихо, как воры, уходят по горным тропам.
Он сел, но прежде, чем убедился, что огней стало меньше, увидел: вход в пещеру сверху вновь заткан паутиной.
— Паук хочет меня похоронить в этой грязной яме! — Брюс схватил меч, металл рассек воздух, и паутина исчезла.
Сколько он просидел в оцепенении? Паутина вновь золотилась над входом от мерцания только трех костров. Он осторожно снял ее рукой и сказал, обращаясь к пауку:
— Когда не останется ни одного костра, ты можешь хоть замуровать меня здесь, чтобы и памяти обо мне не осталось в Шотландии, отданной в рабство…
И он лёг головой в глубь пещеры, чтобы не видеть, как будут гаснуть костры. Когда поднялся, костров тлело перед ним только два.
А паутина вновь висела!
— Ты упрям, — сказал Брюс, снимая ее. — Мои люди не так упрямы.
Он сел и с интересом смотрел за работой паука и не заметил, когда погас ещё один костер. Теперь полноту тумана рассекала одна красная метка на сером теле мглы — дрожащая и неверная.
— Видит бог, когда погаснет и этот, я не трону твоей паутины, — прошептал Брюс, вновь уничтожая сделанное пауком.
Он не отрывал взгляда от огонька, а огонек мерцал. Новая паутина золотилась, костер горел.
Он горел и в ночи казался ярким и сильным.
— Постой, приятель, надо узнать, кто там остался…
Брюс поправил меч и шагнул из пещеры.
Услышав шаги, сидевшие вокруг костра поднялись, и он увидел озаренные лица.
— Милорд, мы ждем приказаний, — сказал кто-то. Брюс молчал.
Лица дрогнули в свете пламени, готовые потупиться, — лица верных людей, красные от огня.
— Я семь раз сорвал паутину, и паук семь раз ткал ее.
Все молчали.
— Я семь раз… — снова начал Брюс, и голос его загремел, — я семь раз сорвал паутину, и паук семь раз ткал ее!
Эхо подхватило его слова и пошло катать по ущельям и вершинам: «Семь раз… Семь раз…»
— Мы поняли, сэр…
(«Хроника Скотика», том X, гл. XI, стр. 1127.)
Самый древний портрет паука, сделанный рукой человека, красуется на стене одной из пещер в Испании. Портрет скорее натуралистический, чем ритуальный. Позднее паук в изобразительном искусстве каменного века символической своей фигурой обозначал… женщину. Крест, как известно, — огонь, а рыба — смерть.
В те далекие тысячелетия, когда люди поселились в пещерах (а пауки давно там жили), пути человека и паука сошлись. Они стали соседями — не очень общительными. Соседствуют и поныне в садах, лесах и домах, куда люди переселились из пещер и пауки — за ними. Пауки всюду вокруг нас деловито прядут свою изумительную паутину — по-прежнему необщительные, незаметные, тихие и, на взгляд многих, несимпатичные. Только равнодушно ли живут они бок о бок с нами, или были и есть у человека и паука отношения непростые и обоим им выгодные или вредные? Оставили ли пауки, древнейшие поселенцы сухопутья планеты, хоть какой-то след в истории и хозяйстве человека, который этой планетой безраздельно завладел?
Если обратимся к временам менее древним, чем века каменные, найдем в старых книгах рассказы о пауках, странные и непонятные.
Так, рассказывают: в 867 году войска Людовика Немецкого вторглись в Италию. Но в горах Калабрии их постигли неудачи: неведомые болезни губили солдат одного за другим. Какие-то буйные помешательства начались среди них. Судороги, похожие на пляску, и смерть. Ничто не помогало, никакие лекарства, никакие врачи.
И тогда решили: виноваты тут… пауки. Люди погибали так странно от их будто бы укусов. По всей Южной Европе вскоре пошла странствовать мучительная изнурительной пляской эта болезнь. Назвали ее тарантизмом. Люди начитанные вспомнили, что давно ещё греки и римляне писали о ядовитых пауках, о тарантуле в особенности, и пошла о нем дурная слава из книги в книгу, от народа к народу.
