Сии два обстоятельства крайне огорчили высокомерного японского монарха. Сверх того, и выбор лица, которому препоручено было исполнение сего важного предприятия, оказался неудачным. Лаксман был человек мало способный к уловкам, могшим приобресть доверенность от державы завистливой и подозрительной. Но, невзирая на то, японцы приняли его хорошо, и он привез с собою письменное позволение, состоявшее в том, что один российский корабль может ежегодно приходить для торговли в Нагасаки, но только в одно сие место и притом в безоружном состоянии; в противном случае корабль и люди будут удержаны как пленные.
Десять лет прошло; но Россия не воспользовалась таким позволением. Ныне, когда особенно стали помышлять о распространении торговли, казалось, наступило удобное время испытать, не можно ли вступить в торговый союз с Японией. Для произведения сего в действие назначили посланником действительного статского советника Резанова. Собрание, бывшее по сему предмету[13], рассуждало, что отправляемое на сих судах посольство задержит возвращение оных целым годом долее, а чрез сие торговые выгоды понести могут немаловажный ущерб.
Государь, дабы не причинить коммерции сего убытка, принял один корабль на свое полное содержание с предоставлением притом компании права нагрузить оный товарами настолько, сколько удобность позволять будет. Сие благоволение монарха достаточно вознаградило предполагаемые Американскою компанией убытки. Выше сказано, что одному кораблю только позволено приходить в Нагасаки. Итак, положено кораблям разлучиться у острова Сандвича, откуда «Надежда» долженствовала итти прямо в Японию; по совершению же дел посольственных – на зимование или в Камчатку, или к острову Кадьяку; «Нева» же прямо к берегам Америки, а оттуда на зимование к Кадьяку. Следующим потом летом оба корабля, соответственно первому предположению, нагрузясь товарами, должны были отправиться в Кантон, а из оного в Россию.
По распоряжении всего, таким образом, утвержден был Резанов в звании чрезвычайного к японскому двору посланника и пожалован камергером и орденом Св. Анны 1-й степени. Американская компания уполномочила его в учреждении лучшего управления селениями на островах и на берегу Америки и вообще к заведению, что к выгодам компании способствовать может. Для императора Японии и его вельмож готовились богатые подарки. Между тем, дабы более надеяться на хороший прием в Нагасаки, послали в Иркутск за теми японцами, которые, по претерпении кораблекрушения в 1793 г. у островов Алеутских, находились там с 1797 г.; к сему приглашены были из них только не принявшие христианской веры и желавшие возвратиться в свое отечество. Также, дабы придать посольству более блеска, позволено было посланнику взять с собою несколько молодых благовоспитанных особ в качестве кавалеров посольства.
По удовольствовании свитою, состоящею из молодых путешественников, любопытствующих видеть свет и отправляющихся на казенном содержании, оставалось пожелать и таких долговременно упражнявшихся в науках людей, которые могли бы в путешествии сем собрать более полезных примечаний. Сего ради представил я графу Румянцеву, чтобы пригласить к сему путешествию искусного астронома, который тем более нужен, что Южное полушарие редко посещаемо было астрономами и что там к усовершенствованию как сей науки, так и физики могут открыться важные предметы.
Сей министр, оказывающий всегда усердие к пользе и славе отечества, обрадовал меня скорым своим на то согласием и взялся немедленно доложить о том государю, которого отеческое попечение не позволяло уже мне в исполнении моего желания сомневаться. Скоро потом граф Румянцев написал к славному астроному Зеебергской обсерватории, от коего по кратком времени получил ответ, что ученик его астроном Горпер, уроженец швейцарский, решился предпринять с нами путешествие. Да позволено будет мне изъявить здесь благодарность достойному наставнику сего астронома, бывшего мне таким спутником, которого дружеством я могу хвалиться. Прошедшею осенью еще приглашен также был к сему путешествию естествоиспытатель, доктор Тилезиус из Лейпцига. Сверх того, назначили двух живописцев Академии художеств, из которых один, по недостатку на корабле места, должен был остаться.
