Первый урок критики Фрейдом истерии по Шарко заставил нас убедиться в том, что нет существенного различия между состоянием психического здоровья и психическими заболеваниями, что при переходе от одного к другому происходит главным образом изменение в осуществлении тех или иных операций, а это каждый может наблюдать и у себя; и что, следовательно, больной — наш брат, поскольку он не отличается от нас, разве что инволюцией — второстепенной по своей природе, случайной по форме, произвольной в своем определении и, по меньшей мере, по своему основанию временной — исторического развития, что фундаментально присуще любому индивидуальному существованию(2). Было бы удобней видеть в психической болезни нечто редкое и необычное объективный продукт внешних или внутренних фатальных обстоятельств, таких, как наследственность, алкоголизм или дебильность.
Так, чтобы академизм в живописи оказался в полной безопасности, потребовалось, чтобы Эль Греко был не здоровым человеком, способным отвергнуть определенные способы изображения мира, а физически неполноценным: удлиненные фигуры в его живописи свидетельствовали об органическом дефекте глазного яблока… В этом, как и в другом случае, происходило вживление форм культуры внутрь порядка природы и если они там признавались, тотчас же детерминировали выделение других форм, которым приписывалась универсальная значимость. Делая из истерии либо из художника-новатора аномальные явления, многие позволяли себе, по-видимому, роскошь верить, что они нас не касаются и что они фактом своего существования не ставят под угрозу принятый социальный, моральный или интеллектуальный порядок.
В теоретических рассуждениях, породивших тотемическую иллюзию, обнаруживается влияние тех же мотивов и отпечаток таких же подходов. Без сомнения, речь не идет прямо о природе (как мы увидим, часто может использоваться обращение к «инстинктивным» верованиям или установкам). Но понятие тотемизма содействовало появлению радикального способа различать общества, почти всегда отбрасывая некоторые из них в природу (решение, хорошо иллюстрируемое термином Naturvoker)(3) или, по меньшей мере, классифицируя их в зависимости от их установки по отношению к природе (что выявляется по месту, отводимому человеку в животном ряду) и по предполагаемому знанию либо незнанию механизма прокреации. Следовательно, не случайно Фрэзер создал сплав тотемизма и незнания о физиологическом отцовстве: тотемизм приближает человека к животным, а мнимое незнание о роли отца при зачатии приводит к замещению человеческого прародителя духами, более близкими к природным силам. Это "решение о природе" представляло собой пробный камень, позволивший, даже в рамках культуры, изолировать дикаря от цивилизованного человека.
Чтобы удержать в целостности и в то же время обосновать способы мышления нормального белого взрослого человека, наиболее удобно, таким образом, было сосредоточить вне его те обычаи и верования (поистине весьма разнородные и трудно вычленяемые), вокруг которых выкристаллизовались, из инертной массы, идеи, могущие оказаться не такими уж безобидными, если бы пришлось признать их наличие и действие во всех цивилизациях, включая и нашу. Тотемизм — это прежде всего проекция вовне нашего универсума и, подобно экзорцизму, — проекция ментальных установок, несовместимых с требованием прерывности между человеком и природой, которое поддерживалось христианским мышлением как существенное. Итак, думали это требование обосновать, делая из противоположного атрибут такой "второй природы", которую, не надеясь освободиться от нее, как и от первой, цивилизованный человек мастерит себе в единстве с «первобытными», или «архаическими», состояниями своего собственного развития.
В случае тотемизма это было тем более возможно, что жертвоприношение, понятие которого продолжает сохраняться в великих религиях Запада, вызывало трудность такого же рода. Всякое жертвоприношение подразумевает солидарность между служителем, божеством и жертвуемой вещью, будь то животное, растение или предмет, с которым обращаются, как с живым, ведь уничтожение ее значимо лишь как искупительная жертва. Идея жертвоприношения содержит в себе также зародыш смешения с животным и даже рискует распространиться по ту сторону от человека, вплоть до божества. Неразрывно соединяя жертвоприношение и тотемизм, объясняли первое либо как пережиток, либо как знак второго, а следовательно, находили средство стерилизации нижележащих верований, освобождая их от всего, что могло бы загрязнить идею жертвоприношения, живую и действенную, либо, по крайней мере, разделяли это понятие, чтобы различить два типа жертвоприношения, разные по своему происхождению и значению Рассуждения о сомнительном характере тотемической гипотезы помогают понять и ее особое предназначение. Ибо она необычайно быстро расцвела, распространившись по всему полю этнологии и религиозной истории. И, однако, сейчас мы замечаем, что признаки, возвещающие ее падение, проявились почти в одно время с ее триумфальным периодом: она рушилась уже в тот момент, когда казалась наиболее надежной.
