(Это не шахты, - поправляет Станда, - а горизонтальная выработка; но остальное-истинная правда, то-то ребята рты разинут!) "В ходе спасательных работ на самом опасном участке особенно отличился юный герой..." Станда сел, моргая, и сердце у него замерло.
Постой, постой: сначала вздохни поглубже и тогда читай: "...на самом опасном участке особенно отличился юный герой..." Ну, спокойно же, спокойно!
И Станда, наморщив лоб, медленно читает почти по слогам: "...особенно отличился юный герой, семнадцатилетний откатчик Станислав Пулпан, получивший тяжелое ранение; затем шахтеры Вацлав Брунер и Ант. Голый, помещенные в больницу после отравления рудничным газом..." Вот оно: "...юный герой Станислав Пулпан..." - написано черным по белому, и ничего другого отсюда не вычитаешь! Значит, вот как, - и "юный герой" от слабости вынужден лечь. Черт побери, кто это им сообщил! И что скажет команда?.. Делаешь неслыханную глупость, хватаешься за обшивку руками... а в газетах пишут - герой! Теперь вся первая спасательная поднимет Станду на смех; хорош "герой", нечего сказать, пальцы прищемил, вместо того чтобы вагонетку катить, как положено! Деда Суханека засыпало, а он снова туда лезет; и он, видишь ли, вовсе не герой.
Или Мартинек. Ему на голову балка свалилась, а Мартинек почесался только и говорит, вот, черт возьми, силища какая, и снова как ни в чем не бывало берется за работу; и никто его героем не называет. А Станда валяется тут как барон и яички жрет-"герой", ничего не скажешь! Станде до ужаса совестно перед бригадой, он готов разреветься от стыда. Что ребята-то подумают - любой из них сделал в сто раз больше, - и это животное Матула, и горлопан Пепек; надо же, чтоб как раз с ним, со Стандой, это случилось!
Станда лежит уничтоженный, уставясь в потолок, руку дергает, она болит, но все равно, так ему и надо.
Что, собственно, я сделал геройского?-думает он пристыженно. Все время трусил! От страху чуть в штаны не наложил, с грехом пополам вывез несколько несчастных вагонеток; а потом по глупости, потому что до сих пор в шахте не пообтерся, взял и подставил лапы... и к тому же Хансену дорогу загородил тот еле отскочить успел! Это они называют геройством; а вот пойти с отбойным молотком в обрушенный штрек и обливаться потом в маске, как Адам или болтливый дед Суханек, - это не геройство, а всего лишь "самоотверженная работа". Станда подносит к глазам свою забинтованную левую руку. Вот оно-все твое геройство, на, подавись! И Станда почти с мстительным чувством колотит изуродованной рукой по груди. Вот тебе, пусть хоть больно будет! Господи Иисусе! Станда тихо взвыл от безумной боли и запихал в рот угол подушки, чтобы никто не.услыхал; из глаз градом брызнули слезы.
- К вам гости, - предупредительно говорит кто-то в дверях.
"Юный герой" быстро сел и вытер слезы.
- Кто... кто?
В дверях стоит толстая сестра, и вид у нее почти торжественный. Только бы не из ребят кто-нибудь,в ужасе думает Станда. Но уже издали доносится благоухание, и в комнату, склонив длинную шею, входин госпожа Хансен. В руках у нее большая охапка тяжелых роз, и она, остановившись посреди комнаты, ищет что-то взглядом.
- Стул! - спохватывается толстая сестра; вернувшись через минуту со стулом, она ставит его у постели Станды.
А Станда, открыв рот, таращит глаза на молодую шведку; он даже не замечает, что у него все еще текут слезы из глаз. Боже, как она прекрасна!
Госпожа Хансен порывисто села.
- Это вам, - сказала она по-немецки и торопливо положила розы Станде на одеяло. - За то, что вы сделали... что вы хотели сделать для Акселя. Благодарю вас.
Она говорила быстро, она все делает слишком быстро, и Станда еле успевает следить за ее речью.
Только теперь она подняла голову и улыбнулась; Станда поспешно поправил рубашку, распахнувшуюся на груди, и что-то пробормотал, но госпожа Хансен бросила на него взгляд, полный пристального внимания.
- Вам больно! Ложитесь, сейчас же ложитесь!
- Neiii, nein! - запротестовал Станда.
- Вы должны лечь! Аксель мне рассказал, что вы хотели удержать балку у него над головой... Это так мило с вашей стороны! Он мне и раньше о вас говорил - он часто о вас говорил. Аксель это... ну, вы ведь знаете и сами... - Она опустила глаза. - Я рада, что здешние рабочие его так любят. Он... ужасно славный, правда?
