Не знаю, отчего мне так не по себе – ведь сейчас, по существу, я ничего из себя не представляю. Неофициальный фан-клуб и пять тысяч подписчиков… Да кто я вообще такой? Пара комментов в Сети от горстки фанатов – было бы от чего волноваться сверхзаботливому бойфренду! К тому же я установил в квартире сигнализацию и включу ее на время своего отсутствия. На всякий случай, для самоуспокоения.
– Через два часа встреча с Гарреттом. До того надо принять душ и собрать вещи.
Лайла целует меня и соскакивает с постели.
– Я разогрею в духовке замороженную лазанью, чтобы ты поел до отъезда. Как насчет чесночного хлеба?
– Положительно.
Она прикрывает дверь спальни, а я неохотно направляюсь в ванную.
Может, завести собаку? Сторожевую. Например, немецкую овчарку. Тогда мне будет спокойнее оставлять Лайлу одну.
Я включаю воду, снимаю футболку и начинаю расстегивать джинсы. В этот момент раздается стук. Вообще-то мы с Гарреттом договорились встретиться у него дома. Наверное, не вытерпел, сам пришел.
– Открою сам! – кричу я из ванной. После тех комментов мне и правда не хочется, чтобы Лайла подходила к двери. К тому же Сэйбл знает, где я живу; она спала в моей постели.
– Уже открыла! – кричит в ответ Лайла.
Я хватаю футболку и снова надеваю ее через голову, когда снаружи доносится какой-то щелчок – будто хлопушка сработала.
У меня леденеет кровь – кажется, что сосуды лопнут, как стекло, стоит мне пошевелиться. Однако я заставляю себя сдвинуться с места и выбегаю из ванной.
На выходе из спальни вновь слышу щелчок.
Распахиваю дверь, и… Та, которую я люблю, та, для которой живу и дышу, лежит без движения на полу в гостиной. Под ней лужа крови. Голова, волосы тоже в крови… Я падаю на колени, приподнимаю ее голову.
– Лайла!
В следующий миг мое плечо пронзает острая боль.
Дальше все как в тумане.
Может, это кошмарный сон?
Все закончилось…
Я не верю…
Я не…
Детектив молчит.
В доме тихо. Слишком тихо.
Я бы выпил еще бурбона. Мужчина, словно догадавшись, встает и идет за бутылкой. Ставит ее на стол и придвигает ко мне.
– И что произошло потом?
Я пожимаю плечами и отпиваю из бокала.
– Она выжила.
– А кто стрелял? Сэйбл?
Я стискиваю зубы и киваю.
– Да. Из-за одного долбаного поста в инстаграме.
Стараюсь отвечать короткими рублеными фразами. Думаю, по выражению лица нетрудно понять – я хочу скорее покончить с этим разговором.
– Сэйбл арестовали?
Я мотаю головой.
– Нет.
Мужчина смотрит на меня так, словно требует более подробного отчета о том вечере. Я бы и не против, только не сейчас. Я все еще сам пытаюсь осмыслить то, что привело к трагедии – сначала полностью переварить и лишь потом выложить все начистоту.
– Честно говоря, не хочу обсуждать это сейчас. Не потому, что считаю несущественным. Мне просто… – Я упираюсь в столешницу и встаю. – Мне просто нужно еще раз взглянуть на Лайлу. – От долгой беседы у меня пересохло в горле. Детектив останавливает запись, и я отправляюсь наверх.
На середине лестницы прислоняюсь к стене и закрываю глаза. В голове по-прежнему не укладывается все происходящее, хотя я варюсь в этом уже несколько недель.
Нужно какое-то время, чтобы переключиться с того, что я поведал о Лайле детективу, на то, что скажу ей сейчас.
Спустя несколько долгих секунд я отталкиваюсь от стены и иду в спальню. Поворачиваю ключ и медленно открываю дверь, надеясь, что Лайла спит. Однако она не спит. Хотя, по крайней мере, лежит спокойно – уже хорошо.
– Хочу пить, – без выражения произносит она.
Беру стакан воды со столика и жду, пока она сядет. Я достаточно ослабил узлы, чтобы Лайла могла хоть немного поворачиваться, однако она опять морщится от боли, – веревки трутся о запястья. Она наклоняется вперед, чтобы дотянуться губами до стакана, делает несколько глотков и в изнеможении падает на подушку.
– Тебе нужно поесть. Скажи, что хочешь, и я принесу.
Лайла с отвращением смотрит на меня.
– Лидс, я не знаю, чего хочу. Трудно заглянуть в холодильник, когда ты привязана к кровати.
Ее реплика полоснула меня по коже с легкостью острого скальпеля. Злость Лайлы усиливает чувство вины – за то, что я насильно удерживаю девушку, – однако даже вместе эти две эмоции не в состоянии пробить брешь и достучаться до моей совести.
