— Так, а я по-твоему кто, чтоб с богами тягаться? — перебил я.
— Кхм, тут дело в другом. Да ты не самый сильный, и не самый храбрый. И не такой ловкач и хитрюга как, например Локки. Но есть в тебе то, чего нет в других.
— Это что же?
— Я прочел в отпечатках твоей памяти, воспоминания о таких огромных океанах Мощи, с которыми ты управлялся, что просто дух захватывает. Сейчас таких нет, ни океанов, ни тех, кто бы смог ими управлять.
— А ты?
— Я уже нет, — это тогда на заре мира, да мог. А ты как будто только из тех времен вышел, и отголоски былого в тебе еще живы. Так что сможешь вобрать в себя столько Силы, сколько пожелаешь, и ни чего тебе от этого не будет. А вот любого другого, такая Сила просто раздавит, расплющит или разорвет.
— Ясно. И что же это за мир?
— Он ведом мне под именем — Ки.
— Странное имя. Ни когда о таком не слышал.
— Ничего, я покажу путь, а разбираться придется по месту. И еще одно, я только потому прошу тебя об этом, что по тебе сходу никогда не скажешь на что ты способен, а стоит любому из нас, хотя бы приблизится к границам Ки, как местные боги тут же почуют, а зная нрав своих воинов и асов, скажу тебе битва будет та еще, и начнется тотчас. Так что не затягивай с этим, нужно поспешить.
— Хорошо, я тебя понял, зайду по дороге к себе в Славию, решу кое-что и сразу же отправлюсь к тому миру. Давай показывай, как мне эту Ки найти.
Он положил руку мне на плечо, в голове немного запульсировало, и вот уже четкая картинка межзвездного пути, лежит в подкорке мозга. Я подошел к ясеню, дотронулся до ствола, обеими ладонями, постоял так немного, прощаясь с Мировым Древом, и вдруг получил от него послание. Причем касалось оно не меня.
Ясень показал мне будущее Одина, его самопожертвования во имя мудрости, не заканчиваются оставлением залога Мимиру, через определенное время ему вновь придется прибегнуть к подобным действиям. В частности, чтобы постичь силу измененных рун, он, должен будет принести самого себя в жертву, девять суток провисев на стволе Иггдрасиля.
Я видел как Владыка Асгарда, в одиночестве стоит перед ясенем, долго думает и взвешивает, а потом, решившись в один миг, всаживает в себя Гунгнир, протыкая тело насквозь, и глубоко вгоняя его в ствол дерева. К тому же видел, я первые четверо суток он будет находиться в абсолютном сознании, хоть и марить иногда. А потом Один умрет, и верный Хугин будет верно сторожить его гниющее тело, от слетевшихся падальщиков. И наконец произойдет нечто после чего, Владыка Асгарда воскреснет уже в иных силах и могуществе, и познает новые руны и не только. И все время его бессилия, ворон будет с ним.
Я отнял руки от ствола, постоял, зажмурившись, приводя мысли в порядок, и решил ничего и ни кому не рассказывать о том, что видел, лишь мысленно вознес просьбу к Творцу, дабы подобная участь миновала Одина.
Затем мы попрощались, и Великий Воин, вскочив на Слейпнира, унесся обратно в Асгард, а я постоял в раздумье, убаюканный журчанием находившегося неподалеку, и питающего могучие корни ясеня, источника. Или может даже источников, по некоторым слухам их здесь девять, и каждый питает свой корень, но поскольку я, не был уверен в том, что мне позволят безнаказанно черпануть в каком нибудь, то и не стал проверять их наличие. Зачем зазря нарываться, а вот что у такого деревца имеются свои смотрители и хранители, я не сомневался.
Пришло время решить, куда отправимся сейчас. Нас уже стало трое — я, куатар и попугай, сейчас молча глядящих на быстро удаляющуюся неразлучную пару, пару впереди которой несся вещий ворон — Хугин. Отец асов и мудрейший из них, изобретатель поэзии и магии, бог грома и молнии, верховный бог, царь асов, хозяин Валгаллы исчез с наших глаз. Тогда мне было не ведомо, что это была наша вторая, очень короткая встреча, оказавшаяся последней. Оранжевая черта рассекла воздух от неба до земли, превратилась в столб желтой энергии, — это я открыл врата ведущие в Славию, и дождавшись когда мои спутники займут места рядом со мной, попугай, правда, на мне, я шагнул в сияющий столб. А сзади уже грохотали шаги, это спешил Мимир, но пусть он меня простит — на этот раз совсем нет времени.
