"Иди и переоденься, не то заболеешь еще", - и легонько прихлопнула меня по моей попе, поторапливая. Тетя Китти последовала за мной вверх по лестнице, направляясь в сторону ванной комнаты.
"Тетя Китти, почему мама плакала?" - тихо спросила я. В ответ тетя лишь уныло покачала головой.
"Этой весной у сталелитейного завода начались проблемы, а это довольно сильно сказалось на городе в целом, а заодно и на дилерском центре твоего отца, где дела идут все хуже и хуже. Сейчас люди едва в состоянии содержать свои семьи, и никто не заинтересован в покупке нового автомобиля. По этой причине твою маму временами охватывает тревожное беспокойство".
"У нас ведь все будет хорошо, да, тетя Китти?" Она улыбнулась и успокаивающе погладила меня по спине.
"Конечно, твои родители непременно позаботятся об этом".
Пока лето с испепеляющей все живое жарой неспешно заканчивалось, я стала замечать все больше табличек с надписью "ПРОДАЕТСЯ", которые усеяли лужайки почти всех домов наших соседей. Было довольно жутко видеть, как семьи, среди которых я выросла, стали исчезать, словно растворяясь в ночи. Сталелитейный завод обеспечивал работой тысячи мужчин и женщин, и сейчас они были вынуждены покидать свои насиженные места и уезжать туда, где имелась хоть какая-то работа. Многие из них направлялись в более крупные города - Колорадо-Спрингс или Денвер, другие же и вовсе покидали штат. Из-за этих событий меня все чаще стала посещать мысль: "А все ли у нас будет хорошо?"
Я села на кровати и поерзала, поудобнее обустраивая свою спину на подушках, которые покоились напротив изголовья, и, испустив ещё один усталый вздох, продолжила пробираться сквозь свидетельские показания в деле Holstead. Утром за этой папкой должен заехать Джон Дитерс. Снова вздохнув, я сняла очки и протерла глаза, а затем метнула коричневую папку на столик, стоящий возле кровати. Надеюсь, что на этот раз у нас все получится, ведь мы были так близки к победе.
"Что скажешь на это, как я тебе?" - поинтересовалась Ребекка с робкой надеждой, прозвучавшей в её голосе. Я посмотрела на неё, и острая боль пронзила мое сердце. Ребекка стояла перед кроватью в безразмерной футболке, под которую она запихнула небольшую подушку, создав выпуклость на животе, и сейчас позировала, придерживая подушку руками и демонстрируя мне свой профиль.
Я соскочила с кровати, подошла к ней и обняла со спины, разместив свои ладони поверх её рук.
"Скоро, уже скоро, малыш, - прошептала я ей на ухо. - Осталось чуть-чуть".
"О, я все понимаю, но все равно нахожусь в каком-то нетерпении, - простонала она. - Мне уже почти тридцать пять, и каждый прошедший день эхом отдается в моей голове, словно говоря - совсем скоро ты станешь старухой".
"Наберись терпения, и все будет так, как ты захочешь", - я поцеловала ее в шею, вдыхая сладкий запах кожи, такой нежной после душа, и ощутила аромат "Ирландской весны".
"В конце концов, я же смогла заполучить тебя, верно?" - улыбнулась она.
"О да! И это потребовало столько терпения! Я даже не представляла, что ты имела его в таком огромном количестве. Что ж, тебе все-таки удалось научить меня кое-каким важным вещам", - усмехнулась я.
"Неужто до тебя дошло? Должно быть, это так на тебя повлияли наши прогулки в парке, и всего-то потребовалось чуть менее трех лет". Ребекка взяла мою руку и поднесла к губам, а затем на мгновение прижала ладонь к своей щеке. Дрожащим голосом она сказала: "Иди и прими душ". Я развернула ее и, убрав подушку из-под футболки, крепко прижала к себе.
"Милая, на все нужно время, - прошептала я, - но это обязательно произойдет. Я обещаю тебе". Она всхлипнула один раз, а затем, как мне показалось, взяла себя в руки.
"Я не знаю, что это на меня нашло. Боже, в последняя время я стала такой эмоциональной!" - она мягко отстранилась от меня.
"Ну, мне-то ты о этом не рассказывай!" - усмехнулась я. Она улыбнулась в ответ и игриво шлепнула меня по руке. "По крайней мере у тебя есть оправдание, и ты можешь обвинять во всем все те гормоны, что играют в тебе", - я быстро поцеловала ее в губы и пошла в ванную комнату.
