Я зажмурилась и судорожно выдохнула, прежде чем открыть глаза и вглядеться в нас. Именно я с самого начала преследовала ее повсюду, пытаясь подружиться. Однажды летом, когда мне было десять лет, многие соседские семьи решили уехать из городка, прихватив при этом всех моих друзей. Семья Сэйерс въехала в соседний дом вместе с девятилетней, а в скором времени уже с десятилетней дочерью Элизабет, которая упорно отказывалась откликаться на любое другое имя, кроме Бет. В то время она была еще очень застенчивой девочкой, а позднее призналась мне в том, что поначалу я пугала ее, хотя я так никогда и не поняла - почему. В конце лета, с его унылыми и медленно от ничегонеделанья протекающими днями, она наконец-то отважилась переступить священную границу между нашими небольшими и зелеными, размером с почтовую марку, лужайками, где мы играли в четыре квадрата. Именно с этого дня мы с Бет стали, как говорится, не разлей вода.
Я перелистнула следующую страницу альбома и наткнулась на нашу совместную с Бет фотографию, снятую во дворе нашего дома рядом с открытым гаражом, со стоящим в нем старым Доджем моего отца. От которого он, к слову сказать, так и не избавился, разве что теперь он уже не золотистый, а несколько странного, переливчато-зеленого оттенка. Да уж, мой отец никогда не обладал мастерством в выборе цвета. На этой фотографии я была одета в старую футболку Билли, из которой он сам уже вырос и которая перешла мне по наследству, как любимой младшей сестре. Мои выгоревшие и наполовину растрепанные блондинистые волосы были затянуты на затылке в конский хвост. На коленях красовалась пара жутко выглядевших царапин, начавших уже покрываться коркой. Мы с Бет стояли, держась за руки; на ней была поношенная футболка с изображением Микки Мауса, которую, клянусь, она носила бы изо дня в день, не снимая, если бы ее мать позволила это. На наших загорелых лицах сияли широкие и немного глуповатые улыбки. Такие юные. Такие беззаботные. Я прочитала надпись прямо под полароидным снимком, где аккуратным маминым почерком было выведено - "Эмми и Бет. 4 июля 1977 года". Это было второе наше совместное лето. И это был тот самый год, когда мы впервые поцеловались.
Я оторвала внимание от фотографий и внезапно поняла - насколько сильно проголодалась. Отложив альбом, я прошла в кухню и соорудила себе самый лучший на свете сэндвич с арахисовым маслом и желе. Я не ела подобную еду со времен колледжа! Просмотр старых фотографий пробудил во мне давно скрывающуюся маленькую девочку. Я улыбнулась и покачала головой.
С сэндвичем и банкой Dr. Pepper[2], я стащила с кофейного столика фотоальбом и аккуратно разложила все это прямо на полу. Встав на колени, я расстегнула свою серую в тонкую полоску юбку, потянула вниз к бедрам, затем присела, сняла и отшвырнула ее в сторону, та же участь постигла колготки. Оставшись в облегающем топе и нижнем белье, я начала рассматривать другие фотографии на этой странице: Эмми и Бет в зоопарке, Эмми и Бет плавают в озере, Эмми и Бет играют в баскетбол… А затем я увидела ее.
* * *
Вечерний школьный спектакль и первая главная роль Бет в небольшой дурацкой пьесе под названием "Кто звонит дикому Уайлди" - о семейке Уайлди, которая жила в захолустном городишке Лунивиль (Идиотский город). В этой постановке Бет играла сына Джозефа Уайлди. В тот год она выявила в себе желание и любовь к актерскому мастерство. В одной из сцен ее персонаж должен был поцеловать в щечку мисс Тельму Рустер, и она решила немного попрактиковаться. На мне…
В ночь перед спектаклем Бет осталась у меня. Мы находились в моей комнате на верхнем этаже и возились с обширной коллекцией моделей различных автомобилей, передвигая их по бесконечным дорогам и скоростным магистралям, расположенным на покрывале, время от времени останавливаясь во всех приличных заведениях, чтобы перекусить, и по пути навестить всех своих многочисленных друзей. Внезапно она замерла с крошечным белым Фольксвагеном Жук в руке.
"А давай-ка попрактикуемся!" - торжественно произнесла Бет с широко раскрытыми, от внезапно озарившей ее идеи, глазами.
