День клонился к полудню, когда на площади посреди срубов начал собираться люд. Усталого вида, белый мельник выглянул было за двери, но тут же приняв мешок у Буяна скрылся в полутьме мельницы.
Во время редких перерывов, и вывоза на тачке навоза за двор. Перун наблюдал как на площади, на невысоком деревянном помосте, возвышавшийся над толпой есаул вещал народу. Широкоплечий гигант, именно так воин выглядел рядом с сутуленным стариком старостой. Блеск доспешной чешуи бил по глазам зевак, а одетый на подлатник остроконечный шлем придавал еще больше веса словам, воинственному голосу. О чём именно вещал командир он не слышал. Но судя по тому как затаив дыхание слушали его селяне можно было понять, что речь его была сурова и вдохновляющая.
Опосля конюшен был послан рубить дрова, где и скоротал остаток дня. Под вечер один из селян вернулся за бричкой. Платы Захар с него не взял, лишь сделал неглубокую насечку на дверном косяке ветряка. Похоже здесь в Рубежном расчет велся несколько другим видом. Либо бартером. Либо трудоднями.
Как начало темнеть, Братислав вынес ему кувшин молока, кусок хлеба да миску каши. Похоже мельник передумал звать нежданного гостя к столу. В миг съев кашу с хлебом, вылизав деревянную ложку да запив жирным, сытным молоком, Перун повалился на растеплённую в сарае поверх соломы мешковину. Сон накатывал волнами, всё глубже завлекая в своё царство.
Тем временем, за стеной слышались голоса. Спор, между близнецами невольным свидетелем которого он стал. Каждый из братьев хотел отправиться в ополчение. Ведь это была отличная возможность показать себя. И возможно даже выбиться в дружину. И тогда можно навсегда забыть о тяжёлой селянской рутине. Хорошее содержание, дармовая кормежка, высокий статус. И жизнь в городище! Девки так и плачут по дружинникам. Ведь жёны дружинников поля не пашут и коров не доят.
Жаркий спор прервал отец семейства, громко ударив кулаком по столу. Да так что вся посуда в хате зазвенела:
— Пойдёт Братислав. Он из вас старше, стало быть ему честь и выпала.
Вскоре в хате повисла тишина. Слышно было как семья утраивалась на ночлег. Погасли лучины, послышался первый храп. Перед тем как окончательно отправиться в страну снов и грёз Перун слушал как тихо плачет Любава.
* * *
— Я не знаю слышишь ли ты меня или нет… Врачи ничего не говорят. Что у них не спросишь, только и отмалчиваются. Это ты уже больше месяца под трубкой. Сосед по палате. Тот который шлагбаум на мотоцикле головой снёс, после операции быстро в себя пришёл. И сам дышать начал на третий день. Его в травмпункт перевели… Одно хорошо, что здесь в реанимации за тобой всегда присмотр. С медсёстрами я еще в первые дни договорилась что-бы тебя мыли и переворачивали от пролежней. Постой…. Что это у тебя на спине? Сестра!
— Чего?
— Что это, у него на спине?
— Где? А это пролежни.
— Но вы же говорили….
— Мы делаем всё возможное. Матрас у вашего мужа специальный, воздушный накачивает воздухом отдельные секции чтобы кожа не прела. Но сами должны понимать. Который это день?
— Тридцать восьмой.
— Тридцать восьмой… У нас пациенты больше недели не задерживаются. А то и вовсе после операций сразу в другое отделение переводят. Не знаю, как вы договаривались с глав врачом клиники….
— А это не ваше дело! Почему за ним не ухаживаете. Я же вам и масло касторовое купила, крема, мази, которые лечащий врач прописал.
— Послушайте. — Примирительным голосом ответила медсестра. — Если пациент долго лежит на спине, то это неизбежно. Сами понимаете с его головой сильно не покатаешь, и на бок не положишь. Да и лишний вес, ему только в недостаток. Из-за него он не может самостоятельно дышать. Живот давит на диафрагму, а организм еще слаб для самостоятельного дыхания. А мазь эта, нам нужна для обработки гортани. Трубка в горле у него уже длительное время, и не к чему хорошему это не приводит. Внутри гортани появляются язвы и ранки. Вот их мы и обрабатываем.
— А самостоятельно он дышать может? Я общалась по телефону с его сестрой. Сестра-бывший медик. Она говорит, что аппарат нужно пробовать отключать. Ненадолго. Так чтобы он приспосабливался самостоятельно дышать.
