Однако не зря тот денно и нощно наставлял своего первенца Ицхака, чтобы тот все время считал. Суров бог его народа, хоть и избрал евреев, и нельзя ждать, чтобы он улыбнулся или помог – надо всегда и везде крутиться в жизни самому. Крутиться и… выкручиваться, а для того надлежит все просчитывать загодя.
Ицхак считал хорошо. Просчитывал тоже неплохо. Прибыв в Магдебург из Неаполя, он с ходу вгрызся в дело отца, спасая то, что еще можно было спасти. Плохо, что не было опыта, но если компенсировать его отсутствие упорством и трудолюбием, да присовокупить к этому новые свежие мысли, то…
К тому же он был не одинок – на помощь пришли друзья отца, которые, особенно на первых порах, поддержали и деньгами, предоставив необходимые ссуды, и советами, порекомендовав самые выгодные операции. К сожалению, все они были связаны с Русью, но Ицхаку выбирать не приходилось. Взамен же они попросили у благонравного и праведного юноши, который в душе был далеко не благонравен и не праведен – сказывалась учеба в университете знойной Италии,- самую малость. Им необходимо было получить назад книги, оставшиеся после отца.
Начинающий купец не возражал, но отдавать их не спешил, предпочтя вначале прочесть самолично. Он и раньше, еще подростком, пытался предпринять такую попытку, благо что о тайнике, где они хранятся, знал. Однако отец уличил его и сурово наказал мальчика, а напоследок пояснил, что это учение дозволено лишь тем из евреев, кто уже женат, имеет детей и пребывает в возрасте старше сорока лет. Кроме того, каббала>1 настолько опасна для рассудка изучающего ее и настолько велик риск неправильного понимания отдельных положений, что постигать учение самому нельзя – только под руководством опытного наставника.
Но теперь отца в живых не было, и никто не мог запретить Ицхаку их читать. Правда, понял он не так уж много – сказался жесткий лимит во времени. Книги-то все равно надлежало отдать компаньонам отца, а кроме того, изложенное в них не сулило ни власти, ни прибыли, ни удачи в торговых сделках. Голый практицизм возобладал, и начинающий купец с легкой душой вернул их, но не все, оставив «Сеферисцира» и «Зогар», да еще один небольшой свиток, где говорилось о легендарном перстне царя Соломона.
С двумя первыми он решил разобраться попозже и уж ни в коем случае не дожидаясь своего сорокалетия, а свиток… В нем-то как раз имелось все – и тайна, и магия, и исполнение любых желаний. Там же автор сухим, деловитым тоном с обилием всевозможных подробностей излагал, как привести перстень к послушанию своему новому владельцу, как заставить творить нужные хозяину чудеса и прочее. А его описание Ицхак и вовсе выучил наизусть.
Сказка? Выдумка из далеких времен? Как бы не так! Окольными путями молодой купец выяснил, что к полусказочному повествованию всерьез относятся весьма уважаемые люди, например, те же отцовские компаньоны. Получалось, что… Впрочем, какое это имело значение, если не хватало мелкого пустячка – самого перстня.
Нет, прагматичная натура новоявленного купца и тут взяла верх – он не забросил все дела в угоду поискам легендарного сокровища, предпочитая иметь синицу в руках, а желательно – две-три, нежели, задрав голову, с тоской смотреть на небо в надежде даже не поймать, а хотя бы просто увидеть таинственного журавлика.
Потому его младшие сестры Лея и Рахиль не знали ни в чем отказа и считались выгодными невестами, а брат Шлёма, названный так в честь деда, учился в Неаполитанском университете и уже одолел семь свободных искусств>1, получив за тривиум степень бакалавра, а затем за квадривиум – магистра. Сейчас умница Шлёма вовсю осваивал медицину, которую так и не успел осилить сам Ицхак.
За семь лет купец заматерел, ни на минуту не забывая считать и подсчитывать, а мечта найти перстень изрядно поблекла, хотя и не исчезла полностью. Придавленная ворохом повседневных забот, она продолжала потихоньку тлеть – недаром молодой еврей слыл завсегдатаем ювелирных лавок Любека, Магдебурга и других городов, через которые чаще всего пролегали его маршруты. Торговцы драгоценностями хорошо знали о пристрастиях Ицхака к старинным украшениям, особенно к золотым перстням с рубинами. Дабы ювелиры и впредь оставляли их для выгодного покупателя, Ицхак иной раз кое-что покупал, хотя отлично знал – не он. Впрочем, купец и тут никогда не жертвовал выгодой в угоду давнему увлечению – он и здесь все тщательно просчитывал и купленное всегда перепродавал за более высокую цену в другом городе.
