Я почесал в затылке. Получалось и впрямь не ахти. Разве что добираться до нее в обличье блаженного, а перед самым домом переодеться в нормальную одежду? Вообще-то можно, но если кто-то застукает, то… Из задумчивости меня вывел голос друга:
– Хотя Библию тебе и впрямь придется подчитать, а то примут за какого-нибудь католика, особенно если начнешь креститься щепотью, а не двумя перстами. Тогда тебе вообще согласно решениям Стоглава – проклятие, анафема и отлучение от церкви. Ни богу помолиться, ни причаститься, ни исповедаться.
Я усмехнулся. Честно говоря, мне было плевать и на то, и на другое, и на третье. Это религиозному человеку стало бы не по себе, а мне как-то… Я эти самые храмы и тут посещал не больно-то. И вообще – может, кому-то и нравится ходить в рабах, пускай и божьих, а меня с души воротит. Кстати, не исключено, что бога тоже… воротит.
– А ты не ухмыляйся,- сурово осадил меня Валерка,- Я о церквях, обрядах, да и о самой Библии тоже невысокого мнения, но там тебе волей-неволей придется со всем этим столкнуться, и лучше подготовиться к этому заранее, иначе живо отволокут на костер.
– У нас же не какая-нибудь Европа! – возмутился я,- И почему ты уверен, что я попаду к староверам?
– Тьфу ты, балда стоеросовая! – даже плюнул с досады Валерка,-Да сейчас на Руси все староверы. Никон только через сто лет раскол учинит. А что до костров, то именно в этом веке на Руси как раз хватало желающих поджарить еретиков, да таких ярых любителей, что зачастую их не могли удержать даже великие князья. Чтоб ты знал, шестнадцатый век в нашей стране начинался именно с разбора так называемой «ереси жидовствующих» и сожжения уличенных в ней, включая высокопоставленных чиновников Иоанна Третьего Васильевича, в железной клетке на Москве. А во времена Иоанна Четвертого в пятидесятых годах состоялся еще один знаменитый процесс по обвинению в ереси некоего Башки на с единомышленниками,- Он тут же исчез, вернувшись минут через десять и держа в руках очередную пачку книг,- Вот, – тяжело бухнул он их на стол передо мной, – Читай. Хотя нет, погоди. Сейчас я тебе закладок навставляю.
– И это тоже? – усомнился я, разглядывая «Настольную книгу атеиста».
– Всенепременно и в первую очередь,- сердито отрезал Валерка.- В ней, чтобы ты знал, самое короткое изложение сути всех религий. Ты, главное, на комментарии о том, как они одурманивали народ и наживались на его невежестве, не смотри, и все будет в порядке.
Вроде бы одолел и их, но все равно первый экзамен, который устроил Валерка, я с треском провалил.
«Ой, липа. Ой, не поверят»,- сокрушался Жорж Милославский, разглядывая управдома Буншу в царских одеждах.
Вот-вот. Примерно то же самое.
Лишь на следующий день он, скривившись, заявил, что тройку, да и то слабенькую, с огромной натяжкой, он бы мне поставил, но никак не более. К тому же мой язык…
– А ты не забыл, что нам сегодня к ювелиру? – напомнил я.- Имей в виду, сразу после него лишнего дня не задержусь, сразу туда.
– Ладно,- тяжко вздохнул он и неожиданно встрепенулся: – О, идея! Будешь не просто купцом, а иноземным,- выдал он поправку,- Но православной веры. Скажем, твоя мать была русинкой, попала в плен к татарам, потом ее кто-то выкупил, ну а дальше разработаем. Пока это черновой набросок. Тогда все прокатит в лучшем виде.
– Уж очень ты строго к нему подходишь, – недовольно заметила Алена, присутствующая на моей «экзекуции».
– Жизнь еще строже,- хмуро откликнулся Валерка и протянул мне целую пачку листков с набранным самым мелким шрифтом текстом. – Я тут шпаргалки приготовил. Сгодятся. Зашьешь под подкладку в разных местах. И вот еще что,- произнес он несколько виноватым голосом,- Я как-то поначалу об этом не задумывался, а вчера словно осенило. Сел посчитать и за голову схватился.
Я насторожился. Если хладнокровный и невозмутимый Валерка схватился за голову, значит – серьезно. Очень серьезно. И за что тогда хвататься мне самому?
– Понимаешь, судя по твоему рассказу, ты там находился примерно полчаса, и это самое малое. Я несколько раз попытался воспроизвести наши с Андреем действия, когда мы вытягивали тебя обратно. Как ни крути – в пределах семи-восьми секунд, не больше. Напрашивается вывод, что там и тут время течет неодинаково и скорость его в шестнадцатом веке значительно выше, примерно раз в двести, а то и в триста.
