Но я его недооценил. Как бы он повел себя в схожей ситуации, находясь среди других бояр, особенно если бы заметил на их лицах насмешливые улыбки, судить не берусь, но в уютной маленькой комнатушке свидетелей не было, поэтому он нашел в себе мужество признать, что его провели, и принялся весело хохотать. Я тоже деликатно улыбнулся, продолжая оставаться настороже – чтобы увернуться, если все-таки кинет. Но опасения были напрасны – дьяк хохотал от души. Как большинство умных людей, он умел признавать свои ошибки.
– А я-то сижу да пыжусь пред ним, что поймал за язык,- веселился он,- Ну ровно яко та лягва, кою мальцы чрез соломинку надувают. Ну и поделом мне, старому.- Он вытер выступившие на глазах слезы, после чего осведомился: – Выходит, это ты меня за язык словил? Ну тогда поведай, что за девицу высмотрел. Коль выбор сделан, стало быть, имечко ее тебе уже известно, так ведь?
– Известно,- согласился я,- Марией ее зовут, дочка князя Андрея Долгорукого.
– Ну спасибо хоть, что не Шуйских облюбовал, не Вельских, не Мстиславских, да не из Захарьиных, особливо романовского помету. Тут и впрямь тяжко пришлось бы. Даже мне,-уточнил он несколько надменно.-А с Долгорукими куда проще. В опричнину они не вписаны, да и вотчин у них небогато. Пращур их, Иван Андреич, что еще в Оболенских ходил, и впрямь изрядно имел, но опосля того, как сынок Владимир их своему потомству раздал, ныне у каждого всего ничего. Иные хоть и поставили свои дворы в Москве, так и те больше на избы похожи, чем на боярские терема,- пренебрежительно хмыкнул он и деловито осведомился: – А твоей зазнобы батюшку как звать-величать?
– Андрей,- грустно повторил я.
– Это я слыхал,- кивнул он,- Но Андреев у Долгоруких много. Одних только внуков Андреев у князя Владимира Ивановича двое – Андрей Тимофеич да Андрей Семеныч. А еще из правнуков тоже есть Андреи – Андреич, Михалыч да Никитич. Потому и вопрошаю, чья она дочь.
– Не знаю я отчества ее батюшки,- грустно вздохнул я, припомнив, как плевался после прочтения Бархатной книги – не могли отцы фантазию проявить,- Случайно я ее увидел, да и то недолго, когда ее в Москву везли. Только и успел узнать, что она Мария Андреевна Долгорукая.
– И что ж, так сразу в сердце и запала? – полюбопытствовал дьяк.
– Сразу,- кивнул я.- Как из пищали кто в него выстрелил.
– Ишь ты,- уважительно произнес он.- Ну ладно. Раз в Москву, оно уже полегче искать будет. Тут их всего трое из пятка. Как узнаю, сразу обскажу, токмо не вдруг – ныне недосуг мне. Сам ведаешь, что с послами Жигмундовыми говорю веду…
С того времени редкий вечер я проводил в одиночестве, а два-три подряд и вовсе ни разу. Приходил Висковатый за мною всегда сам и только в сумерках, то есть перед сном. Я уже ждал его визита, поэтому он не говорил лишних слов. Зайдет, поздоровается – вроде как хозяйский долг вежливости перед гостем – и тут же, развернувшись, следует к себе в светелку, то есть в кабинет.
Был он у него устроен достаточно хитро – со страховкой от подслушивания. Единственный вход в него вел через просторные сени, которые я, следуя за Иваном Михайловичем, всегда запирал на крюк. Рядом, через стенку, помещений не имелось вовсе – светелка была самым дальним на втором этаже правого, мужского крыла здания.
Говорили о разном. На примере датского Фредерика II убедившись в точности моих словесных портретов – не зря я их заучивал,- чаще всего он спрашивал меня о монархах соседних стран, как они да что. Характеристики, которые я давал тому же Юхану III, всего два года назад ставшему шведским королем вместо своего полубезумного старшего братца Эрика XIV, или больному, но еще хорохорившемуся польскому королю Жигмунду, дьяка изрядно забавляли.
К тому же, как я понимал, они в точности совпадали с донесениями русских дипломатов и купцов, только были более емкими, а потому он временами хоть и похохатывал, но слушал меня очень внимательно. Стоило мне обмолвиться о Жигмунде, который настолько перетрудился с прекрасным полом, истощив свою жизненную силу, что выглядит в свои пятьдесят дряхлой развалиной и сроку ему не больше двух-трех лет, как он тут же принялся выяснять, откуда я это знаю и насколько можно верить моим источникам.