— Синьор! — крикнул он, скрежеща зубами, — я узнал, что вас великолепно кормили в мое отсутствие. У вас даже была собеседница, которая развлекала ваше одиночество. Очаровательная собеседница, не правда ли? Я думаю, что вы были довольны… Ха!.. ха!.. ха!..
Этот дьявольский смех, эти насмешки отозвались погребальным звоном в душе пленника. Значение их было ужасно для него или для Попетты… может быть, для них обоих.
— Что вы хотите сказать, капитан Корвино? — спросил машинально Генри.
— Ах, посмотрите, пожалуйста, на святую невинность, на безупречного агнца, на безбородого Адониса. Ха!.. ха!.. ха!..
Капитан снова разразился злым хохотом.
В эту минуту глаза его упали на белый предмет в углу темницы.
— Черт возьми! — начал он, внезапно меняя тон. — Это что такое?.. Бумага! Чернила и перо! Так вы, синьор, занимались корреспонденцией! Выведите его, — заревел он, — и захватите все!
Извергнув ужасное ругательство, он бросился на улицу, а два других разбойника потащили пленника. Третий взял бумагу и чернила, принесенные Попеттой.
Вся банда была в сборе.
— Товарищи, — крикнул начальник, — нам изменили! В темнице пленника мы нашли бумагу и чернила. Он писал письма, разумеется, чтобы нас предать. Обыщите его!
Пленника немедленно обыскали.
При нем нашли только одно письмо, видимо, давно написанное. Это было рекомендательное письмо к отцу Луиджи Торреани.
— Дьявол! — воскликнул Корвино, вырывая письмо и читая адрес. — Вот неожиданная корреспонденция?!
Он прочел письмо и улыбнулся, как хищник, уверенный, что добыча не уйдет из его рук.
— Итак, синьор, — сказал он, взглядывая на молодого человека, — вы уверяли, что у вас нет ни одного друга в Италии. Ложь! У вас есть друзья… богатые и сильные… первый магистрат деревни и, — прибавил он иронически на ухо пленнику, — очень красивая дочь. Какое несчастье, что вам не удалось передать рекомендательное письмо! Ничего! Вы можете с ней познакомиться… скоро, может быть, и даже здесь в горах. Это будет еще более романтично, синьор pittore.
Эти насмешливые слова отравленной стрелой вонзились в сердце Генри Гардинга. Со дня его плена его привязанность к сестре Луиджи Торреани росла не по дням, а по часам.
Подавленный горем, Генри хранил мрачное молчание. Да и что он мог сказать?
— Товарищи, — начал снова его палач, — доказательство измены у вас перед глазами. Не удивляйтесь теперь, что солдаты преследуют вас. Нам остается только узнать изменника.
— Да, да, — заревели разбойники, — изменника! Кто он?.. Давайте его нам!
— Пленник, — продолжал начальник, — написал письмо, оно отослано, раз его нет при нем. Кому оно было адресовано? Кто его снес? Кто ему достал бумагу, чернила и перо? — вот что надо узнать.
— Кто его стерег? — спросил один голос.
— Томассо, — отвечало несколько голосов.
— Томассо! Где Томассо? — заревели все.
— Здесь, — ответил разбойник, выступая вперед.
— Отвечай, это ты сделал?
— Что сделал?
— Доставил пленнику письменные принадлежности.
— Нет, — с твердостью отвечал Томассо.
— Не теряйте времени на расспросы этого человека, — воскликнула Попетта. — Если есть виновный, то это я.
— Это правда, — сказала ее соперница некоторым разбойникам, — она сама ему все принесла.
— Молчать! — крикнул громовым голосом начальник, заставив смолкнуть поднявшийся ропот.
— Зачем ты доставила пленнику письменные принадлежности, Кара Попетта?
— Для общей пользы, — отвечала разбойница, запинаясь.
— Это каким образом? — крикнули разбойники.
— Черт возьми, — возразила обвиняемая, — вы не понимаете! Между тем, это ясно.
— Говори, говори!
— Хорошо, замолчите, я буду говорить.
— Мы слушаем.
— Ну, так вот. Я так же, как и вы, хотела поскорее получить выкуп и думала, что письмо, которое он раньше написал, было недостаточно убедительно. Во время вашего отсутствия я уговорила его написать другое письмо.
— Значит, он написал своему отцу? — спросил один голос.
— Разумеется, — отвечала Попетта.
— Куда оно было отправлено?
— На почту, в Рим.
— Кто его носил в Рим?
Попетта отвернулась, точно не слыхала вопроса.
— Товарищи, — сказал начальник, — узнайте, кто отлучался во время нашего отсутствия.
