– Калины, – шепчу я, облизывая сухие губы и снова закрывая глаза.
Да, калина меня, можно сказать, на ноги и поставила. Бабушка толкла ее в большой глиняной кружке, добавляла меду и давала мне. Я ем сладко-горькое месиво, и мне становится легче.
Когда я не сплю, бабушка тихонько поет песни, рассказывает стихи и разные истории, до которых я большой охотник. Одна из таких историй – о Животворящем Кресте – особенно врезается мне в память.
Произошло это давно, когда еще бабушка была маленькой. Ну, лет сто назад, наверное, не меньше. Недалеко от нашей деревни есть село. Я его знаю, проезжали на автобусе, когда летом ездили с бабушкой в район. В самом центре села и сейчас еще стоит колокольня, высокая такая, из белого кирпича. А раньше, рассказывала бабушка, и церковь стояла. Знаменитая была церковь, ее построили еще при князе Пожарском в честь Воздвижения Животворящего Креста Господня. И хранился в этой церкви чудесный крест. Он и в церковь-то попал чудом. Будто бы однажды проходил недалеко от села через болото слепой человек да и стал тонуть в трясине. Совсем было уж утонул, как вдруг ноги его почувствовали опору. Так и спасся. Пришел он потом в село и рассказал обо всем. Мужики, конечно, собрались поглядеть на то место. Залезли в болото, известно ведь, охота пуще неволи, нащупали ту опору и достали из трясины… крест.
– Большой такой крест, выше человеческого росту, – рассказывает бабушка, а я слушаю затаив дыхание, даже про калину в кружке забываю. – Да, выше, сама видела. – Она крестится на образа. – Раньше на праздники тот крест по домам носили, по всем деревням, бывало…
– А зачем по домам-то? – спрашиваю я.
– Так чудодейный был крест-то. Болящим исцеление приносил, бедным – утешение. Занесут его в избу, батюшка кадит, и все поют: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко…»
– Баб, а в болоте-то крест не сгнил, что ли?
– Нет. Так ведь не простой был тот Крест, животворящий, святой. Помню, сосед наш Матвей Иваныч – ноги у него не ходили – приложился ко Кресту – и, что бы ты думал, пошел ведь! Да… Бывало, приносят Крест в деревню, в иную избу запросто занесут, а в иную – хоть и большая изба, и ворота широкие – не идет Крест, и все тут!
– Почему?
– А потому, родное сердце, что и в малой избенке праведные люди жить могут. В такую, значит, и Крест входит без труда. А другая изба что твои хоромы, да живут в ней люди недобрые – так и не пойдет в нее Крест. Понял, что ли?
– Понял.
– Вот и ладно.
– Хорошо бы к нам этот Крест сейчас занести, я бы тогда скоро поправился!
– Конечно.
– А он в наш дом вошел бы?
Бабушка вздыхает:
– Это, мой мальчик, один Бог ведает.
– А ты как думаешь?
Она гладит меня по голове. Рука у нее прохладная, так приятно ощущать ее на горячем лбу!
– Вошел бы, думаю, вошел бы, – отвечает она.
Я закрываю глаза, и бабушка замолкает.
Так мы с ней часто беседуем. Иногда сквозь сон я вижу, как она встает, тяжело вздыхая, опускается на колени перед иконами и начинает шепотом молиться. Молится бабушка долго, я почти никогда не могу дождаться, когда она поднимется с колен, засыпаю.
И вот однажды ночью, когда я наблюдал за бабушкиной молитвой, меня как кипятком обдало: а ну как бабушка умрет?! Раньше я никогда об этом не задумывался, и теперь сердце мое пронзает неведомая прежде жалость. Я представляю бабушку, лежащую в гробу, со свечкой в руках, наподобие бабки Гани, нашей соседки, которая умерла в начале лета, и мы со Славкой ходили на нее смотреть.
Слезы текут у меня из глаз, и я, как ни креплюсь, всхлипываю.
Бабушка слышит это и подходит к кровати.
– Что? Что с тобой? – спрашивает она, наклоняясь надо мной.
Я не отвечаю, уткнувшись в подушку.
– Да скажи ты мне, наконец, родное сердце, что стряслось-то? – тормошит она меня за плечо.
Немного успокоившись, я поворачиваю к ней голову:
– Баб, а ты… умрешь?
– Я?.. Ну да, конечно, умру когда-нибудь.
– Не скоро?
– Уж как Бог даст. Что это ты вдруг?
– Да так… А почему люди умирают?
– Вот те на! Почему умирают… А как же иначе? Смерти никто не избежит, так Господу угодно.
– Зачем?
– Это не нам знать. – Бабушка молчит какое-то время. – Да и не надо знать-то… Живи на свете по заповедям Божьим да моли Его о мирной и непостыдной кончине – и весь наказ тут. А час придет, так и умрешь, как полагается.
