Багаж этот ничего не весил, но, иногда, невыносимо тяготил. Старик им бесконечно дорожил, хотя тот ничего не стоил. Он не был видим или осязаем, но Виам всецело находился в его власти, ибо багаж был его прошлым — сутью его «Я».
Так вот, существовал в этом багаже один саквояж. Да, тот самый — неприметный, заурядный, совсем простой; со сломанным замком и потёртой ручкой, — в котором хранились вопросы, что не были заданы, и где собирались ответы, что не были приняты.
На него не обращали внимания и не замечали, как работу сервера в сети, но стоило только ему упасть, как всё содержимое рассыпалось и ставило на паузу реальность, откатывая жизнь назад.
И при каждом его падении, старик переживал минувшее. Он вновь испытывал и радость, и разочарование, и счастье, и сожаления. Однако даже без падений, Виам часто возвращался к воспоминаниям и переоценивал жизнь, ибо невозможно не оглядываться назад, управляя ею. Ведь надо всегда смотреть в зеркало заднего вида во время движения, чтобы принять правильное решение, верно?
Старик сидел, уставившись в окно, и думал о том, каким разным ему доводилось становиться. Он размышлял, как школа жизни меняет людей, даже если они к этому не готовы, даже если они этого не хотят, ведь её уроки невозможно было прогулять, как невозможно было поставить ударение на согласную букву.
Виам без труда мог вспомнить себя молодого, но это касалось лишь внешности, а вот, что за ней скрывалось — этого он уже вспомнить был не в состоянии. Старик помнил облик, но забыл человека. И в этом не было ничего удивительного, так как ничто с течением времени не остаётся прежним — как календарь меняет даты, так опыт меняет вкусы, знания меняют взгляды, а люди — людей…
Пожилой человек не сводил глаз с ивы. Лёгкие порывы ветра перебирали листву и покачивали ветви могучего дерева. А ведь оно когда-то было саженцем, умещавшимся в ладони.
Да, время меняет всё. И как жаль, что его нельзя повернуть вспять… «…нельзя. А что вообще с ним можно?» — думалось Виаму. И чем дольше он держал в уме эту мысль, тем больше понимал, что на каждое «можно» есть своё «нельзя»: время можно потратить, но нельзя приобрести; можно посеять, но нельзя пожать; можно распоряжаться, но нельзя управлять.
К сожалению, оно быстро и навечно уходило, забирая с собой несбывшиеся мечты и вкус побед, но оставляя упущенные возможности, горечь поражений и несовершённые поступки.
Виам о многом сожалел.
Ему хотелось бы утолить жажду общения, которая приходила с потерей близких. Чёрт, как, думалось, много времени было у них тогда, и как мало его оказалось на самом деле. Столько всего они не успели друг другу сказать и ещё больше не успели услышать.
Ему хотелось бы быть сдержаннее в оценках и чаще прислушиваться к советам родителей.
Ему хотелось бы иначе распорядиться своей свободой и не бояться неизвестности.
Ему хотелось бы раньше научиться радоваться мелочам и не лишать себя удовольствия открыто выражать свои чувства, опасаясь чьих-то суждений. Да, прямо как в тот вечер в одной из европейских столиц, который, вдруг, ему вспомнился. Тогда он, будучи ещё молодым, гулял с девушкой по оживлённой пешеходной улице. Окрестности её озарялись фонарями, а множество маленьких магазинов и лавок добавляли в них красок.
На пути им встретились окруженные толпой уличные музыканты. Они играли какую-то красивую медленную композицию, и было невозможно не обратить на них внимание. Чем ближе Виам с девушкой подходили к ним, тем больше мелодия цепляла их, словно брала за руку, ведя за собой.
Молодым человеком овладело желание обнять свою спутницу и закружить её в танце. Он даже в шутку поделился с ней этой мыслью и, похоже, она была вовсе не против, но, увы, в последний момент парень почему-то засомневался и прошёл мимо. Прошёл мимо себя настоящего, отступившись от своего чувства момента, от своего желания. Толпа растворила в себе его отвагу, подавила смелость и заставила считаться с ней, с её ничего не значащим мнением. В тот самый момент Виам отказался быть собой.
Никому и никогда ещё это не удавалось, но возвратиться бы назад… всё было бы иначе, ибо в прошлом, скрывшемся за горизонтом воспоминаний, кто-то был достоин прощения, другие признания в любви, третьи поддержки, а кто-то не заслуживал ни сострадания, ни помощи, ни пощады.