– А что я делаю? – огрызнулась ведьмочка. – Она спросила, я ответила.
– Но это же моя мама! Ей нельзя так отвечать!
– Да? А если бы это была моя мама, так отвечать было бы можно?
– Конечно, нет. Вообще никому так нельзя отвечать.
– Ой-ей-ей! И ты ни разу так никому не отвечала?
– Ну-у… – призадумалась Катя, – может, и отвечала. Подружкам. Но это ведь совсем другое.
– Какое другое? Твои подружки такие никчемные, что с ними можно не церемониться?
– Да как ты смеешь! Мои подружки хорошие девочки.
– А может твоя мама плохая?
– Да ты что?! – задохнулась от возмущения Катя. – Не смей так говорить о моей маме!
– Тогда я что-то не врубаюсь, – гыгыкнула новая Катина ипостась. – Одним хорошим людям можно вкручивать всякие там словечки, другим нельзя… И как же мне отличать одних от других?
Катя снова задумалась. Раньше ей и в голову не приходило, почему она ведет себя или разговаривает с одними людьми так, а с другими иначе, все происходило как-то само собой. Но как объяснить это ведьме?..
– А никак не объясняй, – гыгыкнула та, и Катя с ужасом поняла, что любые ее мысли открыты теперь для второй обитательницы ее тела. – Ты просто делай, как нужно, а я буду смотреть, слушать и учиться.
– Если ты не будешь лезть вперед меня, как сейчас, с мамой.
– Ну, это уж как получится. Это ведь теперь такое же мое тело, как и твое.
– Тогда ты ничему не научишься! – мысленно чертыхаясь, мысленно же завопила Катя.
– Ну, почему же? Вот я только что выучила парочку новых занимательных выражений, – уже не гыгыкнула, а прямо-таки заржала ведьмочка.
– Погоди, – застыла вдруг Катя. – А почему ты мои мысли можешь подслушивать, а я твои – нет?
– Ты тоже можешь, – услышала она в ответ. – Не хочешь просто.
– Как это не хочу? Хочу!
– Нет, не хочешь. Просто ты считаешь себя лучше, чем я, круче. А стоит ли париться, чтобы услышать какую-то там невоспитанную тупицу?
– Я так не думаю! – вспыхнула Катя.
– Да? Повторить твои мысли дословно?
– Не надо. – Катя почувствовала, что краснеет еще сильней. – Помолчи немножко, ладно? Я постараюсь услышать, о чем ты думаешь.
И она постаралась. Восстановила в памяти облик своей «половинки», вспомнила выражение ее глаз… и ясно ощутила вдруг, как ее сердце сжало необъяснимой тоской.
– Ты… так скучаешь о папе?.. – осторожно спросила она.
– Чего о нем скучать… – буркнула в ответ ведьмочка. – Ну… немножко если.
– Постой, – догадалась, а может, прочла она что-то в мыслях своей собеседницы. – А где твоя мама?
– Не твое дело.
– Нет, мое! – топнула Катя. – Теперь и мое тоже.
– Ладно, – неожиданно легко сдалась вторая половинка. Катя почувствовала, что той очень-очень хочется с кем-нибудь поделиться, выговориться. – Понимаешь, моя мама – очень сильная ведьма. На самом деле сильная, Высшая. А у ведьм бывают такие собрания, слеты… Они называются шабашем, может, слышала? Раз в год устраивается всемирный шабаш, чаще всего он проходит в Германии, потому что там живут самые классные в мире ведьмы. Я тоже летала туда несколько раз, за компанию с родителями… Вернее, сначала с родителями, а потом уже – только с папой. Короче говоря, немецкие ведьмы переманили к себе маму. Я понимаю, ей там и на самом деле лучше, там она может стать еще круче. Да и уже стала.
– Но как она могла бросить тебя?!
– Она же меня не на помойку выбросила, – фыркнула ведьмочка, – не одну в сыром склепе замуровала. Я же с папой осталась, а мама ведь знает, какой он у нас…
Катя почувствовала вдруг приятную теплоту, и поняла, как сильно любит Катипапа ее «сестренка». У нее даже защипало в носу.
– В общем, я ее не осуждаю, – подвела итог своей исповеди ведьмочка. – Тем более, мама обещала, что, когда я вырасту, она заберет меня к себе и сделает из меня самую крутую в мире ведьму!
«Бедная девочка…» – невольно подумалось Кате.
– Я не девочка, я ведьма! – огрызнулась ее «ментальная проекция». – И не надо меня жалеть.
Катя принялась было извиняться, но почувствовала вдруг себя так, как ощущала раньше – обычной девочкой, безо всяких «добавок». И почему-то ей стало вдруг неожиданно грустно, одиноко и даже страшно, что ведьмочка ушла навсегда. Однако прислушавшись к себе получше, она словно услышала где-то глубоко-глубоко в душе тихие всхлипывания и ощутила незнакомую боль, словно душа была реальным жизненным органом и тоже могла болеть.