– Куда они денутся!
– И все-таки. Так не честно! Спор есть спор. Нужно оба варианта обговорить.
– Хорошо. Что ты хочешь?
– Пока не знаю.
– Ну, вот, начинается! А чего тогда выпендриваешься: спор, спор!..
– Потому что спор. Имею право.
– Так я тебя и спрашиваю: что ты хочешь за это свое право?
– Тогда пообещай, что не обидишься, и что точно выполнишь.
– Э-ээ! – завопила вдруг ведьмочка. – Иди ты на фиг! Этого я делать не стану.
– Ты что, подсмотрела мои мысли? Как тебе не стыдно?
– Ты бы еще красочней это представила, все бы твои мысли увидели, не только я.
– Ну, ладно… И все-таки я желаю, чтобы в случае проигрыша ты его поцеловала.
– Не буду.
– Но ты же в него влюбилась! Я ведь виж…
– Так ты тоже мои мысли подглядываешь?!
– Сама научила. Тебе можно, а мне нельзя?
– Да ты знаешь, кто ты такая?! И ты еще собралась меня перевоспитывать?..
– Это не я собралась! Это вы с твоим папой придумали. У меня что, был выбор?
– Значит, ты жалеешь, что я с тобой? Поехали в лес, я уговорю папу, чтобы он вернул меня назад.
И вот тут Катя испугалась. Ведьмочка сказала это так серьезно, что Катя поверила: а ведь уговорит! Такая может. И как она тогда будет… без нее?..
Она и сама не ожидала, что так бурно расплачется. Слезы полились буквально в два ручья. Хорошо, что в тот момент мамы не было дома – ушла за праздничными покупками, – а то бы наверняка перепугалась за нее до смерти.
Но и ведьмочка не ожидала подобной реакции. Тем более, Катины мысли на свое заявление она невольно подслушала. Конечно, ей тоже было хорошо с Катей, она привязалась к «сестренке» всей душой, но почему-то до конца не могла поверить, что та испытывает к ней такие же чувства. И совершенно внезапно разрыдалась и она.
Если бы каждая из них была сейчас в отдельном, своем собственном теле, девочки наверняка бы бросились друг дружке в объятия и продолжали бы рыдать дуэтом, орошая слезами одна другой плечи. А так они лишь напропалую несли обрывочную мысленную какофонию чувств:
– Ты такая!.. Да я без тебя…
– Ты лучше меня!.. Я недостойна…
– Это я недостойна! Я дура такая!..
– Зови Пашку! Всех зови!..
– Нет! Если ты не хочешь…
– Я хочу то же, что и ты…
– …что и ты…
– …и ты…
– …мы с тобой…
– Я поцелую Лешку.
И лишь в Катиной голове прозвучала эта фраза, она перестала плакать. Точнее, обе они перестали. Словно слезам кто-то перекрыл краник.
– Если проиграю, конечно, – добавила ведьмочка. Фразу про поцелуй произнесла, разумеется, она.
– Да ладно, не надо, – в последний раз всхлипнула Катя.
– Надо. Спор есть спор. Тем более, я ничем не рискую, они все равно подерутся.
– Значит, приглашаем Павла?
– Давай, звони ему. А то подарок не успеет купить.
Обе «сестренки» рассмеялись, и кто-то из них – неважно уже кто – стал звонить Наташке, чтобы узнать Пашин номер.
Потом позвонила из деревни бабушка. Долго поздравляла Катю, желала всего хорошего, самое главное – не болеть, хорошо кушать и слушаться папу с мамой. Скорее всего, бабушка все еще считала Катю маленькой девочкой, но та не стала ее разубеждать, иначе разговор продлился бы до вечера.
Потом вернулась из магазина мама и позвала Катю.
– Ты меня прости, – сказала она, – но придется тебе в магазин сбегать, я сметану забыла купить. Мне уже пора начинать готовить, так что, будь добра, прогуляйся.
На улице моросил дождь, и Кате не очень хотелось гулять. Она бы могла сослаться на то, что сегодня ее день рождения, все такое, но делать этого не стала. Во-первых, не хотелось огорчать в такой день маму – ведь это и ее праздник, а во-вторых, мама говорила, что родилась Катя в час дня, поэтому она даже никогда не поздравляла ее с утра, так что аргумент про день рождения пока не годился. В итоге именинница неслышно вздохнула, оделась и пошла за сметаной. А когда вернулась, мама огорошила ее новостью:
– Тебя тут девочка поздравлять приходила. Вот, просила передать.
Мама протянула Кате зеркало – небольшое, овальное, в красивой резной рамочке под красное дерево, с откидывающейся подставкой. Но, хоть и очень красивое, зеркало явно было не новое – рамка потемнела от времени, кое-где на ней виднелись царапины, да и само стекло было слегка потускневшим, с отслоившейся по краям амальгамой.
