Перевал - страница 102

Шрифт
Интервал

стр.

Екнуло сердце у Зуракан. Забыв гнев и обиду, она бросилась к мужу:

— Что с тобой, а?

Ороз, бессмысленно водя глазами, промычал, словно сумасшедший:

— Ковры, ковры… все барахло, что у меня в доме… все ставлю на кон, Ошур…

Бородач с мохнатыми руками как-то примирительно сказал:

— Опомнитесь, Ороз-аке! Может, прекратим игру?

Зуракан охватило отчаяние. Горько было, что считала этого человека своим мужем, надеялась на него, а сейчас вынуждена угощать обнаглевших пройдох, готовых живьем, кажется, проглотить один другого.

— Ва! Ва! — стонал Ороз.

Вспомнив что-то, он встал на колено и, глядя на Ошура с торжествующим видом, крикнул:

— Жену свою ставлю на кон, жену! Ошур! Если мать родила тебя настоящим мужчиной, ставь на кон все, что ты выиграл сегодня!

— Хватит играть Ороз-аке, — зашумели игроки с показным сочувствием. — Давайте лучше кончать…

Словно желая утолить свою месть, Ошур кивнул:

— Ладно! Пускай по-вашему! Но уж на этот раз, в случае проигрыша, чтоб держать свое слово! Иначе этот кинжал решит нашу тяжбу.

Ошур вытащил кинжал и, подержав в руке, сунул его обратно в ножны.

— Да покарает меня дух игры! — мрачно поклялся Ороз. — Ставлю жену!

— Ладно! Разбрасывай…

Ороз успел только положить четыре альчика себе на ладонь, собираясь их разбросать, как стукнулся головой об пол. Зуракан в ярости рванула к себе конец шырдака из-под сидевших игроков. Все враз покатились по полу.

Зуракан перешагнула через мужа и устремилась к выходу.

— Подлец, забывший свою клятву! Ишь, захотел меня на кон! — громыхала Зуракан. — Проиграл свое поганое добро! Сам становись на кон, если уж такой азартный! А моей чистой душой не дам тебе распоряжаться! Прошли те времена!

Любовь после полудня

Шаймерден, его любимая токол Джипар и сын-баловник Мурза — все трое, обвиняемые в умыкании Чолпон, были взяты под стражу.

Арест отца, матери и брата поразил Барскана, как выстрел. В тот же день, до полупьяна напившись и прицепив к поясу свой именной маузер, он явился к Темирболотову.

— Товарищ Темирболотов, вы должны бы знать меня, как красного командира, пролившего кровь за советскую власть. Более того, вы должны знать меня, как работника ОГПУ, который и сегодня борется с контрабандистами, торгующими опием.

Темирболотов нарочно молчал — дал ему выговориться. «Знает ли он, — обдумывал Темирболотов, — кто у него отец? И кто он сам? Знает ли, что отец его не порвал со старыми своими ухватками?»

— Если сегодня же не освободите моих родителей и моего брата, я напишу в Москву.

— Пишите, ваше дело!

— Что? Думаете, я не могу написать?

— Можете. Если вы на самом деле честный человек, напишите, что ваш отец был зулумом, кровопийцей, а вы сами служили у белых…

— Ложь! — вскочил Барскан. — Не служил я у белых, не защищал белого царя. Я…

— Садитесь! — И Темирболотов пристукнул карандашом по столу. — Если вы скроете, что ваш отец мечтает вернуть феодальные порядки, что даже при советской власти он потворствует краже малолетних дочерей у бедняков, выступает против закона, то мы ни на йоту в дальнейшем не будем верить вам.

Из приемной шумно ввалился в кабинет Джусуп с завязанной головой. Взглянув на Барскана, потом на Темирболотова, он, чуть не плача, пожаловался:

— Аксакал, братья и сородичи Шаймердена вчера окружили наш аил и многих избили. А дехканин Барман, — он доводится дальним родственником старику Байтереку, — лежит без сознания. Сам я еле-еле спасся. «Ишь ты, — грозят мне, — секретарь Союза кошчи. Как ты посмел выдать нашего аксакала? Тебе что, не известно, кто такой Шаймерден и его сын Барскан?» Они душили меня и ударили камнем по голове.

Барскан заерзал на месте, собираясь уйти, но Темирболотов его остановил:

— Напиши еще, о чем здесь доложил этот избитый бедняк. Напиши, что ты не красный командир, служивший советской власти, не работник ОГПУ, а сын феодала, который по-прежнему насильничает в аилах. Не скрывай своего происхождения. Если ты честный человек, признайся в тех преступлениях, которые совершает твой отец. Напиши, что ты сам накажешь тех, кто напал на бедняцкий аил. — Темирболотов погрозил пальцем; — Если же будешь упорствовать, то мы не посмотрим, что ты красный командир, и привлечем к законной ответственности тебя и твоих родственников, которые, полагаясь на тебя, нарушают революционный порядок. Запомни это и левым и правым ухом!


стр.

Похожие книги