Затем управляющий и портье перебросали штабель кирпичей на прямоугольник вскопанной и тщательно утоптанной земли — как будто так и было. Через третий этаж они вернулись в вестибюль, заперев все двери, и все сошло благополучно, никто не шелохнулся в гостинице — да и время было самое что ни на есть глухое, темное, четвертый час ночи. Дождь прошел.
Утром, в восемь тридцать, Зелинский выписал Миллера из гостиницы как выехавшего. После чего он позвонил Нестерову и попросил немедленно принять его и ночного портье «Перевала» по делу, не терпящему отлагательств, — и в десять оба они были в рабочем кабинете хозяина. Вполголоса, коротко и ясно Зелинский рассказал о произошедшем. Нестеров зло выругался — только этого не хватало! — однако с принятыми мерами согласился; сказал было, что книгу стоило бы не закапывать, а принести сюда… Но по небольшом размышлении рассудил, что это ни к чему. Скрыто — забыто! Он прихлопнул ладонью по столу, подытоживая беседу, и сказал, что завтра придет как бы с личной проверкой. И действительно пришел, совался во все углы, делал выволочки служащим, потом спустился в подвал, смотрел придирчивым глазом, но не усмотрел ничего подозрительного. Ажур! Он выбрался из подвала и заметил, что теперь остается только уповать на судьбу. Жить — и уповать.
И они продолжали жить. И судьба оказалась милостива. Никто не вспомнил П. К. Миллера, никто не разыскивал его и не интересовался им, и никогда не нашлись его исчезнувшие вещи. Кирпич пролежал три года, пока его не забрали во время ремонта, — и решительно ничего уже не было заметно. А новый штабель сложили в другом месте. И не содрогнулся «Перевал», никакая жуть не тревожила его обитателей, чего, надо признать, несколько побаивались Зелинский с Федором… Скрыто — забыто! Так было до сего дня.
— …сего дня, — завершил рассказ Федор. Снял фуражку, пригладил пальцами волосы и снова надел ее. — Вот так.
— Так, — повторил я. Помолчал чуток. — И кто же он был, по-твоему, Миллер этот?..
— Не знаю, — коротко ответил он. — Не задумывался об этом никогда. Зачем?
Да, подумал я. Действительно, зачем?..
— Но мне ты рассказал. А это зачем?
— Потому что они пришли, — возразил он. — И дело, кажется, скверное. Они пришли через пять лет. За ним… или зачем, не знаю, но пришли. Да.
— Это они? — спросил я. — Ты уверен?
— Да. — Я узнал по «дипломату» сразу. У седого был точь-в-точь такой же «дипломат», как у него. Но не только. Зелинский умер, вы ведь знаете. Месяц как умер. Похоже, они ждали, когда не станет тех, кто сможет распознать их. Время пришло.
— Не понимаю тебя, Федор. Ты ведь жив?
— Жив, — ухмыльнулся он.
— Как же?..
— Меня здесь не было в ту ночь, — сказал Федор, — выдержал паузу и вторично ухмыльнулся. — Во всяком случае, официально. Это было не мое дежурство, я подменял тогда другого сторожа, Мишу Прибылова. Документально дежурил в ту ночь он.
Федор умолк.
— Ну и?..
— Он погиб в аварии два с половиной года тому назад.
Я помолчал, усваивая сказанное, потом спросил:
— Зелинский знал, что ты на подмене?
— Нет. Хотя мог бы, конечно, график дежурств посмотреть. Но не посмотрел… А я не стал ситуацию запутывать. Так все и осталось. Ну а Нестеров тем более не знал.
— Ясно. Да, пожалуй… А… так, выходит, они вбили этот штырь точно в то место, где…
Я не закончил.
— Ну, судя по вашему рассказу, да.
— И присоединили к нему медный провод, который провели в свою комнату… Зачем?
Федор усмехнулся.
— Антон Валерьянович, — сказал он с легкой укоризной в голосе. — Я предпочитаю не задавать себе вопросов типа: зачем, почему?.. Так проще жить. Я думал, что вы уже поняли это.
Я улыбнулся в ответ:
— А то, каким я тебя видел до нынешнего дня, — это тоже из серии: «так проще жить»?
— Точно так. — Федор кивнул вполне серьезно.
— Хорошо! — Я энергически прошелся по ковру, пнув носком ботинка складку. — Тогда попробую я. Пять лет назад сюда является некий… м-м… субъект, имеющий какое-то касательство к потусторонним силам. Так?
— Не знаю, — упрямо повторил Федор. — Я вам этого не говорил.
— Не говорил. Хорошо. Тогда так: я делаю свои оценки на основании изложенных тобой фактов. С этим ты согласен?
