Сэнди чувствовала, что Жак обладает огромным опытом, что в искусстве любви он коллекционер и ценитель, но… но вопреки предостережениям разума тело ее пылко откликалось на его призыв. Сэнди не ощущала ничего, кроме его тела, прижатого к ней, и пьянящего удовольствия от его поцелуев. Когда он поставил ее на пол на верхней площадке, прислонив к стене, рассудок вернулся было к ней, но Жак снова наклонился и оперся обеими руками о стену — он предотвратил ее бегство, — и снова его губы стали искать ее рот.
— Нет… — Она пыталась его оттолкнуть, но он только прижался к ней своим длинным, крепким телом, отчего ноги ее стали ватными, а в низу живота полыхнуло огнем. Сэнди знала, что отвечает на его поцелуй, понимала и то, что это безумие, но буйное желание, завладевшее ее телом, не позволило его оттолкнуть.
Руки Жака заскользили по ее телу вниз, едва касаясь ее и одновременно обжигая лаской, так что Сэнди ощутила озноб от желания большей близости. Груди ее набухали, прижатые к его мускулистому телу, дыхание у Сэнди сбилось.
— Ма cherie…[1] — Этот стон желания прозвучал тепло и мягко, но то, что он не произнес ее имени, что она была для него какой-то абстрактной cherie, моментально охладило ее пыл.
Что я делаю? — подумала Сэнди. Что я себе позволяю?
Внезапно она вывернулась из объятий Жака. Теперь я знаю, что ты за человек, думала она. Эмиль же рассказывал, что женщины просто виснут на Жаке. Так что же я делаю? Играю с огнем! Ведь такие, как он, переходят от одной женщины к другой, не придавая этому никакого значения. Он сам сказал, что они могли бы «славно проводить вместе время». Задумал короткую связь, будет меня использовать, пока ему не надоест, а потом перейдет к другой — и никаких угрызений совести, никаких сожалений.
Прямо как Айан, ну просто один к одному.
— Сэнди, — протянул он к ней руку, но Сэнди так резко отскочила, что ударилась о стену.
— Не прикасайтесь. Не смейте меня трогать! — выкрикнула она злобно. — И на будущее: не распускайте руки. Вы уверены в своей неотразимости, но на меня ваши чары не действуют. Возможно, я такая одна.
Боже, заставь его в это поверить, взмолилась Сэнди, заставь — после того… как я к нему прижималась…
— Что за чушь? Что все это значит? Она яростно отмахнулась от него, видя, что он пытается приблизиться.
— Я знаю, какого вы сорта мужчина, Жак Шалье. Не пропустите ни одной женщины. Уверена, что вы даже имен всех не помните. Так вот: я вам не стану подыгрывать.
— А-а, ясно. — Он гневно смотрел на нее. — Dans la nuit, tous les chats sont gris? Считаете, я рассуждаю так? Думаете, я из этой породы?..
— Я не поняла французской фразы.
— «Ночью все кошки серы, женщины все хороши». Вы думаете, что я сердцеед, развратник, не имеющий никаких моральных устоев?
— А что, разве не так? — Сэнди оперлась о стену: силы ее оставляли.
— Не волнуйтесь. — Внезапно он выпрямился, лицо его стало непроницаемым. — У меня нет желания продолжать эксперимент: наша интрижка примитивна, а я люблю преодолевать трудности. Вы меня поняли?
Эта жестокая откровенность лишила ее дара речи, но отвечать не пришлось: он уже шагал по коридору впереди нее, бросая ей слова через плечо:
— Вот дверь в апартаменты, предназначенные вам с сестрой. — Дверь скрывалась в стене, увешанной дорогими картинами и эстампами. — Комнаты вполне уединенные, и я надеюсь, вам будет здесь удобно. — Все было сказано ледяным тоном.
— Благодарю вас. — Сэнди задержалась на пороге, потом вошла в роскошно обставленную гостиную. — Я уверена, что нам здесь понравится.
Слово «понравится» было слишком бледным:
Сэнди задохнулась от восторга, успев заметить, впрочем, только то, что первая комната отделана в голубых с золотом тонах. Жак заговорил снова:
— Вам будет прислуживать одна из горничных — либо Шарлетта, либо Клэр. Когда Энн придет сюда, горничная принесет холодный ужин. Завтрак обычно подают в восемь, но если вы захотите завтракать в постели, предупредите об этом девушку.
— Благодарю вас, — пробормотала Сэнди, занятая одной мыслью: скорее бы он ушел. Да уходи же! — захотелось ей крикнуть, глядя в это красивое лицо, ставшее холодным как лед, в эти глаза, сверкавшие будто студеный горный ключ… Она знала, что вела себя недопустимо; не нужно об этом говорить — он и так все понял. Слишком горячо откликалась она на его ласки… Чувство унижения пронзило Сэнди, ей стало жарко, но она удержалась от объяснений и сказала ровным тоном:
