– Выйти всем, – приказал Андрей.
– Я никуда не пойду! – Отец девушки не скрывал неприязни к незваному гостю, смотрел с вызовом. Сейчас – теряя, вероятно, самое дорогое, он больше уже ничего не боялся.
– Дочь свою любишь. Тогда позволь помочь ей. Или оставайся наблюдать ее агонию. Я же пойду к другим, кого мне доверят.
Лота быстро подошла к Табору, положила руки ему на грудь.
– Дядя Табор, не бойтесь за Анику.
– Побыстрее! – резко сказал Андрей, снимая плащ.
– Идемте же! – Лота теснила людей к дверям.
Табор, выходя, обернулся и одарил Андрея таким взглядом, что Андрей подумал: случись что сейчас с его дочерью – голыми руками задавит, зубами рвать будет.
– Не бойся меня, Аника, – присел он перед девушкой на корточки, провел рукой по волосам. – Закрой глаза, спи…
В тишине неслышно текли минуты. Андрей ощущал, как медленно отступает боль, покорная его воле. Было трудно – девушку измучило, ослабило страдание, сил у нее почти не осталось, и Андрею пришлось стать донором, подпитать ее своей энергетикой, чтобы заставить организм бороться.
– Аника, – наконец позвал он. – Аника, очнись!
Девушка медленно открыла глаза.
– Слышишь меня? Тебе больно? – Андрей провел рукой по спине, и девушка вздрогнула, ожидая боли.
– Нет… – изумленно проговорила она, еще не доверяя ощущению. – Совсем чуть-чуть!..
– Молодец, девочка. Теперь ты скоро поправишься. Поскорее набирайся сил и здоровая будешь.
На лице девушки читалось все, что происходило в ее душе: здесь была и радость освобождения от боли, и растерянность, и беспокойная настороженность, и недоверие… Андрей улыбнулся:
– Будь здорова, Аника.
Щурясь после полумрака, он вышел на улицу. Почти оттолкнув его, в дверь метнулся отец.
– Обмойте ей спину отваром трав, – говорил Андрей женщине с глазами Аники. – Подорожник, череда. А если к вечеру опять жар будет, оберните спину и грудь свежими листьями свеклы.
Скрипнула дверь – вышел Табор.
– Я не знаю, кто ты, но за дочку – спасибо. Вот, это все что у нас осталось, возьми.
Он протянул руку – на темной ладони тускло светился золотой изящный медальон на витой цепочке удивительно тонкой работы.
– Убери, мне не надо ничего.
– Возьми, мне не жаль… помирала ведь дочка.
Андрей зажал пальцы мужчины в кулак.
– Не надо мне этого, Табор. Лучше скажи, если мне тоже помощь понадобится, могу я прийти в твой дом?
Помедлив, Табор ответил:
– Приходи с чистой душой. В любой час эти двери будут открыты для тебя.
– Спасибо, Табор, – Андрей сжал его плечо. – Спасибо на добром слове. До встречи. – Он поискал глазами: – Лота!
– К Юнису теперь? – показалась она из-за спин.
– Веди.
Здесь надежды не было. Жить старику оставалось не дольше вечера – толстая арбалетная стрела ударила в живот. Здесь один Андрей был бессилен. Юнис лежал перед ним длинный, жилистый, с большими, огрубевшими от работы руками. Глаза его почернели от боли, но у старика еще было достаточно сил, чтобы не показать своих страданий, оставаться спокойным. Не укрылось от Андрея другое, что мучило Юниса больше, чем физическая боль – печаль об остающихся, его старой жене, дочери, да двух малолетних внуках.
– Я ничем не могу помочь тебе, отец.
– Знаю.
– Я могу только избавить тебя от боли.
Он оставил старика в сознании, и Юнис чутко прислушивался к своим ощущениям, не сводил с Андрея глаз.
– Тебе легче, отец?
– Чудно, – вслушиваясь в себя, проговорил старик. – Лота сказывала, ты ее Гойко врачевал и дочку Табора?
– Да, верно.
– Чудно, – снова сказал Юнис. – Не видал я отродясь, чтобы так-то врачевали. Только зря ты…
– Что?
– Силы на меня тратил зря, мне все одно конец, к молодым иди.
– Я им помогу.
– Ну-ну, на много ли тебя хватит? Видал я, лицом-то ты потемнел.
– Это ничего, отдохну.
– Ты ведь не юкки?
– Нет.
– И не наш, – полу утвердительно сказал Юнис.
– Я издалека.
– Плохо у нас теперь. Уйдешь скоро.
– Нет, не скоро. Я успею многим помочь.
Юнис покачал головой.
– Зачем пальцы врачевать, когда голову рубят?
– Из-под топора тоже можно вынуть.
– А сможешь?
– Разве есть выбор?
Юнис смотрел молча, потом сказал:
– Не под силу это одному.
– Почему – одному? А Лиента, лугары? Эти люди? – кивнул он на окно.
