— Здравствуйте, Марина, — останавливал он в коридоре студентку и уважительно ждал, чуть склонив голову набок, пока «дама» протянет ему руку. — Хочу поговорить с вами о вашей работе…
Он всех считал себе равными, этот крупнейший знаток Востока, он знал студентов по именам. И Павел решился и подошел к нему после лекции о древнейших тамильских племенах.
Что ж, Павел сам был во всем виноват, сам напросился на скользкую тему по национальному вопросу, сам искал помощи у Дьякова, будто не знал, что монография профессора о Ганди очень даже вызывает сомнения. Но кто мог подумать, что все потом так повернется? Кто знал? Во всяком случае, не Павел.
В институте осуждали гандизм, каждый первокурсник твердо знал, что гандизм — это плохо. Почему же лучшие умы Индии оказались под его мощным воздействием? — так ставил вопрос профессор Дьяков. И где, кстати, прочитать что-либо вразумительное об учении Ганди? Источников нет, спорить об аксиомах не принято, но следует разобраться, а не бранить гандизм, не зная его… Павел хорошо Усвоил изречение: «Кто не с нами — тот против нас», оно казалось ему единственно правильным. Но и сто раз осмеянное толстовство представало теперь в каком-то другом свете — не как слабость великого художника, а как сила, которую не так-то просто сломать.
Учение Ганди, как видно, гораздо глубже, чем твердят об этом преподаватели. Оно глубже, сложнее, и под первым его пластом много других, до которых еще надо добраться.
— Источники нужно читать, да-а-а, не их толкования, а источники, — как всегда неторопливо протянул профессор. — Достать их трудно, однако необходимо… Есть некоторые переводы с хинди, на английский, конечно… Я кое-что принесу.
Павел растерянно поблагодарил: источники на английском — да разве он его знает? Он же только учит его! Но для Дьякова таких аргументов не существовало: не знаешь — узнай. Его это не касалось. И Павел ринулся на штурм английского по отработанной уже методе: набирать, набирать слова — в день двадцать слов, по воскресеньям — сорок…
Как пьяный, как сомнамбула, автоматически точно, вслепую пересаживался Павел с электрички на метро, с метро — на старенький дребезжащий трамвай, и отдых от слов чужих языков приходил к нему только на пересадках. Электричка — хинди, метро — урду, трамвай — английский; трамвай — хинди, метро — урду, электричка — английский. Так он добирался до института, так возвращался домой. Желтели и опадали листья в Сокольниках, бежали рядом с трамваем первые лыжники, блестели умытые весенним дождем синие рельсы. Поднимая от словарика голову, чтобы повторить, не глядя, новое слово, Павел видел и не видел и листья, и лыжников, и весеннее небо. Жизнь шла мимо него, он в ней не жил.
После лекций Павел снова заглатывал свои пирожки, запивал жидким, сладким кофе. Потом ехал в Ленинку и сидел там до звонка, сидел, ссутулясь, под круглой зеленой лампой и читал, перечитывал, впитывал в себя историю заселения полуострова Индостан. Упорно, методично пробивался он к сложным проблемам индийских народностей, как пробивался его новый друг — китаист Славка к мудреным изречениям Конфуция, зашифрованным иероглифами вэнь-яня, древнего языка Китая.
По дороге домой Павел снова учил хинди — слов с каждым днем набегало все больше. Но после томов истории это был почти отдых — запоминание новых гортанных созвучий, — и он приезжал домой свежим и довольным собой и рассказывал мачехе что-нибудь о великих сражениях богов и героев древности. Тетя Лиза слушала, удивлялась и все подкладывала ему на тарелку каши или картошки.
Павел был уже на третьем курсе, когда победила китайская революция. Ребята орали «ура» и хлопали по спинам именинников — китаистов, в коридорах спорили о том, какой будет новая конституция.
Потом прошел слух, что старшекурсники поедут в Пекин на практику. Счастливчики! Впервые Павел чуть пожалел, что занялся Индией, — тут с поездками было глухо, а разве можно всерьез что-то понять на таком расстоянии?.. Зато как радовалась тогда Юлька…
Чуть тренькнул мелодичный новый звонок — Татьяна вернулась с лекций. Павел не шелохнулся, не встал, не открыл. Что за манера звонить, когда есть свой ключ? Есть же ключ — ну и отворяй на здоровье, а его не трогай. Он повернулся лицом к стене, закрыл глаза и замер. Он слышал, как отворилась дверь кабинета. Татьяна постояла на пороге, хмыкнула, закрыла дверь, ушла. Хорошо… Можно было думать дальше.
