Очнулся я от того, что кто-то протирал мое лицо чем-то мокрым, предположительно тряпкой. Открыв глаза, сначала я увидел темноту, из-за которой я в панике подумал, что от ударов головой ослеп. Потом, когда глаза привыкли к темноте, и я стал различать хотя бы очертания предметов, то увидел того самого мальчика, который подбежал к нам во время этой заварушки, склонившегося надо мной. Я попытался сесть. С первого раза ничего не получилось. В глазах снова потемнело, а к горлу подступила уже знакомая тошнота, и я сразу вернулся в изначальное положение, чтобы не потерять сознание во второй раз или не заблевать пол, потому что очень сильно сомневаюсь, что сюда сразу же сбегутся кобольды и все приберут.
— Вот, попей, — прямо возле уха раздался тихий высокий голосок. Я попытался снова открыть глаза. К моему рту поднесли железную кружку и немного ее наклонили. Я начал пить небольшими глотками ледяную воду. Хватило меня всего на пару глотков, но стало намного лучше.
После этого я все же начал постепенно приводить себя в вертикальное положение. Со второй попытки это у меня получилось. Разглядеть что-то было просто невозможно, поэтому я, разумно рассудив, что хуже уже точно не будет, и щелкнул пальцами. Это заклинание получалось у меня уже на автомате. Темноту прорезал появившийся светляк, осветивший окружающее меня пространство.
Представшая передо мной картина находилась где-то между пессимистичной и очень пессимистичной. Комната, в которой мы все очутились, была не слишком большой. Сырые обшарпанные стены, на которых местами виднелись черные полосы плесени. Из всех удобств — это ведро, стоящее в одном из углов комнаты и несколько кружек с водой. Я оглядел ребенка с ног до головы.
— Тебе сколько лет? — спросил я мальчика.
— Скоро будет десять, — ответил ребенок.
— Правда? — я покачал головой и тут же охнул от прострелившей виски боли. Надо же, а я думал, что не больше шести. Сколько я себя помню, я всегда был мелким, но никогда настолько.
Отвернувшись от мальчика, я снова начал рассматривать место, в котором оказался. Возле одной стены, не побоявшись на нее опереться, сидел с закрытыми глазами тот самый мужик, из-за которого мы с Гвэйном здесь оказались. Но в конфликте всегда присутствуют двое. И последний из членов этого самого конфликта лежал прямо в центре комнаты. Когда я пригляделся к нему внимательно, у меня полезли глаза из орбит. Мало того, что он аккуратно лежал в центре, так еще был связан обычной бельевой веревкой, опутавшей все четыре лапы замысловатым узором и захватившей челюсти. Такой милый белый спокойный комок шерсти.
— Что это с ним? — решил уточнить я.
— Он связан, — с готовностью отрапортовал мальчик.
— Я вижу, что он связан. А почему, вы не в курсе?
— Видимо, он сильно сопротивлялся.
— А что, пристрелить его было не проще?
— Ну, он сильно сопротивлялся.
— А, то есть вязать вот такое вот макраме с узлами, который никому из моряков даже в снах не снился — это гораздо проще, чем просто пристрелить?! — я почему-то повысил голос. Затем встал на ноги и подошел к неподвижному телу. Единственное, чем это создание могло двигать — это глаза и хвост. Глаза он быстро скосил в мою сторону, а хвостом приветливо махнул. Вроде радуется так. От желания пнуть эту тварь меня отвлек звук открывающейся двери.
По законам всех детективных жанров в комнату вошли трое шкафоподобных горилл с мозгами древесины. Удивленно осмотрев углы комнатушки, зафиксировав в памяти тусклого светляка, они подошли ко мне и, схватив за плечо, потащили куда-то по коридору, отличающимся от комнаты только тем, что был гораздо уже и длиннее. Я шел, не сопротивляясь. Зачем сопротивляться, если меня все равно доставят куда нужно, только я при этом вряд ли останусь даже относительно целым.
Доставили меня в третью комнату, если считать от той, из которой меня вытащили. Она была темная, без окон. Металлический стол, прикрепленный к полу, стул, светильник, испускающий тусклый свет. И, в общем — то, все. Одна из горилл буквально швырнул меня на стул, а сам отошел к стене и замер возле нее, сложив руки на груди.
