– Миша! Отпусти его, придурок! – закричала Елена, пытаясь отодрать «жениха» от праздничного человека.
* * *
В это время Паша шел с работы домой и думал о том, как ему надоела переполненная квартира, а главное – это двусмысленное положение между ним и женой. Для ее родителей они оставались супругами. Им приходилось спать в одной комнате, в одной постели, и изображать крепкую семью. Если бы он сам ушел к другой женщине – ни за что бы не стал участвовать в подобном спектакле. «Видимо, она еще ничего для себя не решила», – думал он об Ирине. И не знал – радоваться ему или огорчаться. С одной стороны, вроде бы он развод совсем не планировал. С другой – Паша был очень зол на Иру. И, по-видимому, эта злость не давала ему испытать здорового семейного вожделения рядом с ней, когда они оставались одни на ночь в комнате и спали в одной кровати.
Вместе с тем он грустно вспоминал, как они с Леной так по-товарищески, по-добрососедски, так спокойно жили бок о бок, как пили кофе по утрам и по полтора часа завтракали в выходные с веселыми и задушевными разговорами. Теперь в его доме все изменилось. Паша возвращался с работы, робко надеясь обнаружить дома, что тесть и теща с собакой уехали к себе. И что Ира, собираясь тоже уходить к этому своему, складывая вещи, вдруг заплачет, приникнет головой к его плечу и скажет, что жить с человеком-праздником оказалось гораздо хуже, чем с ним, с Пашей. И как он тогда… На этом месте Паша сбивался и утрачивал стройность мечты. И что он тогда? Он не знал. Ей-богу, он совершенно не понимал, в каких они с Ирой действительно отношениях и как он на самом деле к ней относится. И еще думал о том, а где же тогда будет жить бедная Лена…
Но дома размечтавшегося Пашу ожидала совершенно другая картина. Мало того, что тесть, теща и собака, по-видимому, совсем не планировали съезжать и даже все втроем встречали его прямо в прихожей, крича, ругаясь и лая наперебой, но оказалось, что людей в квартире не только не убавилось, но и прибавились новые. В собственной прихожей Паша, к большому своему изумлению, увидел совершенно незнакомых ему двух обозленных мужиков со следами побоев на остервенелых лицах. Мужики наскакивали друг на друга и свирепо бранились, а тесть то и дело дергал обоих за руки, грубо призывая к порядку. Лена тоже участвовала в этой неожиданной демонстрации и что-то верещала, силясь пинками направить к двери одного из воинственных незнакомцев. И только одно обстоятельство соответствовало Пашиным грезам – это плачущая Ира. Правда, плакала она не на Пашином плече, а перед зеркалом, в котором с отчаянием разглядывала вспухающий на лбу синяк. Теща с причитаниями подскочила к дочери, пытаясь о чем-то с ней договориться.
– Почему ты не хочешь вызвать милицию? – вскидывалась она на Иру.
– Да какую милицию, мама! У нас полиция!
– Ира! Не испытывай мое терпение.
– Мама! Ну он же нечаянно, я просто под руку попала, разве не ясно?
– Какие-то разбойники ворвались в квартиру…
– Мама, ну ты же его сама впустила, он же ко мне пришел! Он же мой… – Ира запнулась. – Он мой знакомый, пришел по делу. А этот вон – видишь – Ленкин жених, оказывается. – Ира с усмешкой взглянула на хлопочущую возле дебошира Елену, но сдержалась от отдельных комментариев в ее адрес. – Как видишь, это просто недоразумение… – добавила со вздохом.
– Что тут происходит?! – перекрикивая ругань, лай, плач и бурные объяснения, заорал Паша.
Волан пуще залился яростным собачьим кашлем.
– Вот полюбуйся, – пояснил тесть, придерживая драчунов за рукава курток, – явились какие-то два сумасшедших и в нашей прихожей передрались неизвестно из-за чего.
Мужики в ответ загалдели хором.
– Да я ж думал, что это он мою невесту подманил! – огрызнулся Ленин жених Миша.
– Я-то при чем! Пришел свою женщину забирать – а тут этот псих на меня, как сосулька с крыши! – возмутился праздничный Ирин мужчина.
– Да ты! Сам ты обсосок, козел, блин… – мгновенно завелся Миша.
– А ну стоять! Стоять! – рявкнул Пашин тесть, крепче подхватывая мужиков и рывком разводя их в стороны.
– Да это Мишка опять в своем репертуаре выступил, – вмешалась Лена. – Наверняка драку он и начал.
