– А ведь он прав… Я смотрела, что мое имя значит. Полина – это «маленькая» по-латыни.
– И я маленький? – усмехнулся и гордо выпрямил спину Павел, затем сразу все вспомнил и снова поник.
– Ну, я же говорил, что имена сейчас дают как попало. Вас надо было Максимом назвать, – улыбнулся шаман. – А вы, стало быть, Павел?
– Угу, – понуро ответил тот. И налил себе вторую чашку чаю, который тоже был с травами, но вкус и аромат имел несколько иной, нежели у Евгении Владимировны. Бодрящий такой чаек, от которого голова прояснилась необычайно и на душе стало легко и спокойно.
Полина также последовала его примеру.
– Пейте, пейте, – радушно сказал Николай Викентьевич. – Хороший чай, полезный.
– Ну, еще бы, – польстил старику Павел. – Вы ведь в травах разбираетесь!
Нойд засмеялся, словно услышал остроумную шутку. И, дождавшись, пока чашки гостей опустели, сказал уже совсем другим тоном, состредоточенно и серьезно:
– Давайте-ка теперь подробно расскажите, что с вами случилось.
И Павел с Полиной, уже третий раз за день, стали пересказывать свою историю. Старик слушал, прикрыв свои искрящиеся глаза, словно дремал, но по вздрагиваниям длинных и тонких, очень «музыкальных» пальцев, сцепленных на белой скатерти, было понятно, что нойд не только внимательно слушает, но и по-настоящему переживает, пропускает через себя события рассказа.
Когда парень с девушкой замолчали, светло-серые глаза Николая Викентьевича снова открылись. Но вместо задорных искр в них теперь темнели печаль и тревога.
– Не знаю, зачем духи сделали это с вами, – сказал он, подумав немного. – Вы не гневили их… Можно было не пустить к себе, заставить поплутать по лесу, для острастки, но и только. Менять разум, ваши вторые души – это уже слишком… Что-то двигало их помыслами, конечно, но что – мне пока не ведомо.
– Вы сказали «вторые души», – нахмурился Павел. – Что это значит? И где тогда первые?
– У человека – две души, – оставаясь по-прежнему серьезным, ответил шаман. – Одна, основная, не расстается с телом от рождения до самой смерти. Это – основа человека, его характера, чувств, присущих данному индивидууму черт, наклонностей и тому подобное. Она – как духовный скелет человека. А скелет, как известно, нельзя вынуть, не разрушив само тело. Вторая же душа – более независима и подвижна. Как раз она наполняет человека сознанием, именно благодаря ей мы ощущаем себя, как личность, видим, слышим, общаемся, поем, смеемся, думаем… Эта душа покидает тело часто, например, во время сна, когда она путешествует по мирам, принимаемым нами за сновидения. Без этой души человек сможет жить, но только лишь, как растение. Он уже не будет человеком. Если, конечно, душа не вернется. Но плоха и другая крайность – когда вторая душа старается подменить собой первую, стать доминирующей. Когда, например, корысть становится стержнем человека, хотя в основной душе этот человек вполне бескорыстный и щедрый. Или любовь… Не зря говорят, что она зарождается и живет в человеческом сердце. Мы ведь любим не разумом, не второй, легкой душой. Но когда побеждает рассудок, тогда и заключаются так называемые браки по расчету. Вот такие замены второю душой первой – самое страшное. Первая страдает и мучается, хиреет, а в конце концов может и вовсе засохнуть, погибнуть. Тогда умирает и сам человек.
– Но нам поменяли именно вторые души? – решил уточнить Павел.
– Конечно, вторые, я же говорил. Первые души нельзя вынуть, не убив человека. Даже духи этого не могут.
– То есть, вот здесь, – ткнул себя пальцем в грудь Павел, – по-прежнему сидит основная душа Полины, а там, – показал он на свое тело, – моя?
– Разумеется, – кивнул нойд.
– А как же сущности? Оболочка, содержимое и все такое, о чем вы говорили? Выходит, вы разглядели в нас все-таки не истинную сущность? Просто под одной упаковкой оказалась другая, которую вы и приняли за суть?
– Не будем заниматься софистикой, мой друг, – улыбнулся нойд. – Я увидел все, как есть. И много больше того, что я вам сказал. Но обращаюсь я именно ко вторым вашим душам, потому что именно они несут в себе разум. Вербально я могу общаться только с ними, а нам ведь сейчас нужно было именно поговорить, ведь так?