Увидев, что стало с кукольным лицом, Наташа крепко закусила губу, чтобы снова не расплакаться. Оказалось, что от правого ушка через щечку, губки и шею идет безобразная ломаная трещина. Когда Егор решил стряхнуть с головки капли воды, верхняя губа отвалилась от лица Габи, и открылся отвратительный черный провал. Наташа всхлипнула, но все же удержалась и не заплакала. Слезами все равно делу не поможешь. Калинин поднял кусочек фарфора и сказал:
– И все же я не понимаю, чего так убиваться из-за куклы. Жалко, конечно, но она ж не человек. Дорогая, что ли? Или не твоя, а ты теперь виноватая получаешься?
Наташа сначала смогла только кивнуть головой в знак согласия, а потом добавила, не узнавая свой голос:
– И то, и другое… – Не обязательно Калинину все объяснять. Разве парень может понять что-нибудь, касающееся кукол?
Она с трепетом взяла у Егора головку и поняла, что ремонт требуется грандиозный и дорогой. Голова была отбита от фарфорового оплечья, к которому специальными хомутами крепилось матерчатое тельце, туго набитое чем-то довольно мягким. Денег больше взять было негде, а потому Габи, видимо, все же придется похоронить.
– Ты… иди… Калинин, по своим делам… – пробормотала Наташа. – Спасибо тебе…
– Да не за что, – ответил Егор. – Может, тебя проводить до дома, а то ты мне что-то не нравишься…
Наташа обернулась и увидела, что похититель кукол все еще сидит на асфальте и напряженно на них смотрит. Одноклассник проследил за ее взглядом и спросил:
– Может, дать ему еще и в морду? Я могу…
Девушка отрицательно покачала головой и ответила:
– Ну его… Но ты меня все же лучше проводи…
Всю дорогу до дома они молчали. Егор поначалу попытался говорить на разные темы, не касающиеся куклы, но Наташа была не в состоянии ни одну поддержать, и парень в конце концов замолк. Возле подъезда Наташа еще раз поблагодарила одноклассника и хотела было уже войти, как ей показалось, что сбоку справа мелькнул парень в синей толстовке. Она резко повернула голову, но никого не увидела, облегченно вздохнула и закрыла за собой дверь подъезда.
На следующий день Наташе пришлось объясняться с классной руководительницей по поводу прогулов физики, русского языка и литературы. Анастасия Николаевна всегда хорошо относилась к ученице Богучаровой, и ей явно хотелось услышать от девушки версию, которая ее целиком оправдала бы – бывают же прогулы по уважительной причине, такие и прогулами-то не считаются. Школьники – живые люди, всякое случается. Переходный возраст – непростой период. Но Наташе не хотелось ничего придумывать.
– Прогуляла – и все… – тусклым голосом твердила она и смотрела в угол класса, старательно избегая взгляда классной. Что она могла ей сказать? Разве физичка способна оценить степень ее утраты? Да и никто не сможет.
– У тебя что-то случилось, Наташа? – продолжала допрос учительница.
– Ничего не случилось! Можете вы это понять? – все же сорвалась Наташа.
Анастасия Николаевна посмотрела на нее осуждающе, но ничего не сказала, закрыла дневник, в котором, видимо, собиралась написать послание родителям, оставила его на своем столе и вышла из класса.
Наташа с долгим, протяжным вздохом взяла дневник и небрежным движением сунула его в сумку. Она вовсе не была рада тому, что классная решила не извещать родителей о прогулах дочери. Если бы пришлось показать дневник с записью, может быть, Наташа призналась бы во всем, и ей бы помогли. А так… У нее не хватит смелости рассказать маме или отцу о том, что с ней случилось. Бабушке – тем более… Впрочем, бабушка и сама может связать пропажу денег с приходом внучки и тогда… Что тогда? Тогда и придется во всем признаться…
На крыльце школы Наташа увидела Калинина.
– Слышь, Богучарова, тебя, кажись, твой вчерашний приятель дожидается, – тут же выпалил он и мотнул головой вправо.
Посмотрев в заданном направлении, Наташа действительно увидела парня в синей толстовке. Он тут же спрыгнул со спинки скамейки, на которой сидел верхом, и быстрой походкой пошел в глубь сквера, огибающего школу.
– Похоже, он догадался, что я тебя в обиду не дам, – с торжествующей улыбкой сказал Егор.
