Позади лодки остаётся на озере голубая с лазурными обочинами дорога - наш след.
Эти краски запомнила Леночка. Она любила раскрашивать картинки. Дома она нарисует и раскрасит нашу озёрную дорогу.
Вода морщинится и дрожит.
Мы не хотим будить ещё не проснувшееся озеро, и вёсла чуть-чуть пошевеливают воду.
Но кто-то встал раньше нас.
От тёмного берега кланяются навстречу нам редкие камыши. Я вспомнил: камышины стоят на пути ручья, вытекающего из озера. Это текущая вода заставляет их кланяться.
К нашей лодке приближается водяной круг, за ним второй, третий, ещё и ещё. Кто пускает круги в такой ранний час? Ага! Вот оно, серое семейство, выплывает.
Это оно пустило круги по воде.
Мамаша начала полоскать крылья, как бельё полощут, полетела вперёд потихоньку и закричала:
- Кря! Кря! Кря!
Крик тревожный. Это - властное приказание быстрее прятаться.
Леночке знаком этот крик. У нас на дворе живёт охотничья подсадная утка. И Леночка, приложив палец к губам, шепчет:
- Утки! Утки! Утки!
Беспокойные, как мышата, птенцы сбились в кучу, пищат.
Куда им деться?
Наконец малыши сговорились - нырнули разом, как по команде.
На воде нет ни одного. Только морщины, да трепет зыбких камышинок.
Моя спутница шепнула тревожно:
- Потонули?
Я успокоил:
- Живут. Спрятались. Где-нибудь сидят в воде, под лопухами, зацепившись носиком за травинку.
И теперь уже без тревоги новый вопрос:
- Утки тоже пробуждаются раньше солнышка?
- Когда мы спим и солнышко спит, утки купаются, моют и полощут свои пёрышки, играют в прятки - ныряют и, конечно, кушают.
Леночка хотела, чтобы поскорее показалось солнце. Она сказала, глядя на зарю:
- Засоня!
- Кто?
- Солнышко.
- Оно спит, а нам светло, - говорю я в защиту ещё не проснувшегося светила.
- Потому что оно недалеко от нас спит, вон за тем лугом. У солнышка ещё горит костёр, видишь- вон там розовеет, а наш - потух. Мы раньше встали.
Лодка плыла по направлению к сети, поставленной вчера вечером.
- Лодка идёт прямо к сети, - сказал я.
- Она помнит место, куда ходила вчера,- поддерживает разговор моя маленькая собеседница.
Даже неживые предметы она наделяет человеческими свойствами.
- Она идёт неслышными шагами.
- Кто она? - недоумеваю я.
- Лодка.
- Лодка плывёт, - поправляю я.
Леночка настаивает:
- Ты сам сказал: «Лодка идёт прямо к сети». У неё ноги - вёсла. Она идёт.
За разговорами мы не заметили, как лодка «дошла» до сети.
Перед нами, начиная от берега, метров на двадцать в длину белели поплавки из берёсты. Они держали одну сторону сети на поверхности.
В конце сети поплавки собрались в кучу.
- Кто-то плыл тут раньше нас…
- Плыл? - спрашивает Леночка.
- Да, плыл. Видишь, конец сети спутан.
- Рыба. Это она плыла.
Я втягиваю конец в лодку и чувствую, что тащу тяжёлое и живое, кто-то дёргает сеть. Я приподнял эту тяжесть и, когда она упала в лодку, увидел две большие рыбины. Так вот кто спутал конец сети.
- Лини!
- Золотистые? Да?
Я взял одного и другого, и, когда повернулся и протянул руки, чтобы показать рыб, лучи восходящего солнца уже скользили по рукам.
- Золотистые! Золотистые! - воскликнула Леночка.
Кроме линей, в сеть попали пять карасей золотистых и три серебристых.
- Тех раскрашивало солнце, а этих луна, - придумала Леночка.
Солнышко отчаливает от одного края небесного моря и плывёт к его середине. Кудрявые июльские облака глядятся в наше озеро. Мы идём на вёслах бесшумно и колеблем, точнее - чуть-чуть пошевеливаем отражённые облака.
Из-под широкого листа лопуха появился утёнок и поплыл впереди нас. Его неширокая грудь слабо разрезала воду.
Наша лодка следовала по пятам, однако недолго. И хотя он не больше недели живёт на свете, нырнул так ловко, словно много лет учился этому делу.
Он нырнул в чистую воду, на глубоком месте, где не было ни одного лопуха, ни одной травинки и только в далёкой-далёкой глубине виднелось отражённое облако.
Я удивился:
- Куда подевался? Странно. Ему не за что зацепиться под водой. Чисто. Ни травинки.
Лодка не двигалась. Леночка долго смотрела в воду, словно хотела обыскать глазами всю глубину, но утёнка нигде не было видно!
- Он заплыл за облако. Когда солнце заплывёт за облако, оно не золотится, мы его не видим.