Они ехали не торопясь, обмениваясь репликами или шуточками, но Дан физически ощущал, как с каждым лошадиным шагом мрачнеет Алир, потому что обмануть его никак невозможно, как невозможно было обмануть Гая, а что там себе властитель думает, все равно ни в какой свой срок не понять. И мозги иначе устроены, и мораль. Она, данова мораль, не христианская, не коммунистическая, не лучше властительской, не хуже, просто другая. Потому лучше не заморачиваться, и Нирут все равно друг, даром что властитель, и подставить ему плечо, и опереться на его плечо, и в горы взять, и спину прикрыть, и последний глоток отдать – в общем, все, что положено с друзьями делать. И по душам поговорить. Несуществующим. Или дырявым.
Или переполненным…
Дан вздрогнул, потому что сейчас очень четко понял, что это не его мысль. Словно он думал одним голосом, а тут другой прозвучал. Голоса в голове. Классно.
Это мой голос.
Забеспокоился Шарик, перестал отвлекаться на поиски пожрать и все чаще начал поглядывать на Дана. Пришлось выжать из себя ободряющую улыбку и тем самым привести дракона в состояние паники. Он заверещал диким голосом, лошади дружно взвились на дыбы, и задумавшийся о своем, властительском, Нирут едва удержался в седле, выругался от души, заорал на Шарика, а тот продолжал требовательно верещать и подпрыгивать. Аль развернулся к Дану и от души дал ему подзатыльник. Домашний такой, едва башка с плеч не слетела.
– Одурел? – осведомился Дан.
– Что с тобой? – рявкнул Аль. и Шарик тут же замолк. Его поняли. Постепенно доходило и до Нирута. Он стащил Дана с лошади, крепко взял за плечи и начал пристально всматриваться в глаза. Следы безумия ищет? Магическим способом. А может, это вроде гипноза?
Аль со своего коня сполз, сел на землю, обхватил руками колени и уткнулся в них лицом.
– Гай, – глухо сказал он. – Это все-таки случилось, Нирут.
– Похоже, – согласился властитель, – и Дан теперь уверен, что сходит с ума. Разве ему втолкуешь, что он нормален, просто их теперь двое?
– Надо втолковать. Если человек начинает всерьез думать, что безумен, он и впрямь теряет рассудок.
– Вот и попробуй, – огрызнулся Нирут, не сводя напряженного золотистого взгляда прямо с продырявленной (или раздвоенной?) души. Дан терпел. – Дан, ты не веришь в наличие души, а в наличие сознания – веришь?
– Естественно. Сознание Гая витало вокруг меня три десятка лет, а потом замерзло и решило погреться?
– Оно всегда было с тобой. Только ты не готов… не был готов. Ты видел Гая…
– Мало ли что человеку мерещится. Я и Дану иногда вижу…
– Дану ты вспоминаешь, – перебил Нирут. – И Кайю, и свою семью. Причем с каждым годом затрачивая все больше усилий на то, чтобы вспомнить детали. Очень может быть, что живая Дана выглядела не совсем так, какой тебе помнится сейчас. А Гай – какой и был. Реальный. Это не галлюцинации.
– Скажи лучше, если ты не мог исцелить Гая, то все властители, коллективно – могли?
– Я не знаю, чего не могут властители коллективно, – усмехнулся Нирут. – Да, трое-четверо – смогли бы. Но не стали бы. Почему, я уже говорил. Подумай сам. Исцелить – чтобы потом снова убить? Или исцелить Гая – чтобы потом отдать Алира? Даже не думай. Тебя я не отдал бы ни при каких обстоятельствах. И не отдам. Ты это на всякий случай запомни. И… я тебя попрошу – глупостей не делай, хорошо?
Дан смотрел ему в глаза и ровным счетом ничего не чувствовал. Даже ненависти к властителям, оторвавшим по куску от них с Алем. Что проку ненавидеть цунами, молнию, землетрясение… Эльфов перерезать – ну и ладно, для Траитии не вредно, не всех же, раса не исчезла, да и не решает ничего вследствие явной малочисленности…
Черт возьми, как это можно: иметь возможность спасти – и не спасать… Чертовы мутанты.
Мы все мутанты.
Гай?
Гай. Не бойся.
Ты умер.
Да, я помню. Я с тобой.
Я сошел с ума.
Нет. Просто нам надо привыкнуть. Мне тоже.
Давно… ты давно…
Сразу. Ты ведь услышал меня тогда. Услышал, как я звал. Если бы не услышал, не получилось бы.
Ты знал, что так бывает.
Нет. Я просто очень не хотел уходить от тебя. Терять тебя. Дать тебе потерять меня. Не знаю. Умереть не страшно. Страшно расстаться. Я с тобой, Дан. Я не знаю, как уйти.
