В кухне наступила тишина. Жанна Сергеевна молчала. Я был уверен, что моим железным аргументам против невозможно противопоставить никакие доводы за. Однако девушка-птичка выдвинула вдруг самый веский довод: заплакала.
Давно замечено, что женщины плачут по-разному. Одни картинно, в голос завывают по любому поводу, надеясь привести в замешательство близкого человека избыточным количеством децибел (моя бывшая супруга, например, очень любила это занятие…). Другие всегда заранее держат свои глаза на мокром месте, пугая близлежащего мужчину возможностью прорыва этой непрочной плотины. Женщины такого типа никогда не забудут в самый драматический момент своего горького плача украдкой бросить взгляд в зеркало и поправить прическу.
Жанна Сергеевна, похоже, плакала по-настоящему: тихонько, как восьмиклассница, забившаяся в школьный гардероб, когда производить впечатление не на кого и незачем. Личико сразу и некрасиво сморщилось, носик-клювик покраснел и распух, уголки глаз почернели от растекшейся туши. Моя гостья слепо зашарила рукой по спинке стула, нащупала сумочку, навскидку открыла замочек и выудила маленький кружевной платочек. Все это было проделано почти беззвучно, без ненавистных мне завываний и явно не на публику. В свою очередь, публика в моем единственном лице чувствовала себя не в своей тарелке. Я уже колебался, не зная, что предпринять. Женские слезы в моей судьбе, увы, играли очень часто важную, иногда и решающую роль. Мой первый и последний брак был начат с плача и продолжался почти шесть лет под эту музыку. Наталья, надо отдать ей должное, быстро вычислила мое слабое место и беззастенчиво этим пользовалась. В конце концов она научилась рыдать по самым ничтожным поводам и стала выигрывать таким образом буквально все семейные споры – вплоть до важнейшего вопроса о цвете занавесок на окно спальной. К шестому году нашего совместного проживания мне это смертельно надоело. Я запасся коробкой хороших голландских транквилизаторов и с их помощью сумел мужественно претерпеть все превратности развода и размена, никак не реагируя на попытки Натальи ежеминутно открывать кингстоны и устраивать вселенский потоп. «Ты бесчувственное бревно! – кричала тогда супруга в полном изумлении, что ее метод убеждения больше не действует. – Ты милицейский чурбан! Я умываюсь слезами, а ему, видите ли, хоть бы хны! Одумайся, Яков! Во имя наших будущих детей заклинаю – опомнись…» Я тем временем посиживал за столом, тупо уставившись в стену. Надежный барьер, воздвигнутый при помощи импортной фармакологии, мешал мне опомниться, одуматься и пойти на попятную. К слову сказать, фраза насчет детей была фарисейством чистой воды: напротив, все мои пожелания именно на этот счет супруга высокомерно отметала, доказывая мне, что она, мол, еще слишком молода для того, чтобы навсегда пропасть среди вонючих пеленок…
Я потряс головой, поскорее отгоняя этот былой кошмар. Жанна Сергеевна продолжала почти безмолвно всхлипывать. Ее ерундовый кружевной платочек не мог справиться со всеми слезами, давно превратившись в мокрый комок материи.
Положение мое было отчаянным. Дать согласие мне мешал неутраченный инстинкт самосохранения. Однако повторить и зафиксировать окончательно свой отказ с каждой минутой мне становилось все труднее и труднее.
Посоветоваться было решительно не с кем. Я бросил укоризненный взгляд на своего молчащего друга-автоответчика: помощи от него я не ждал, но хоть подсказку он мог бы мне дать. Словно подслушав мои тайные мысли, тренькнул телефонный аппарат. Я мгновенно переключил инициативу разговора на автоматику и стал слушать, как мой друг увещевает звонившего стандартной фразой о моем отсутствии и о своей готовности записать любое сообщение длиной от тридцати секунд до двух с половиной минут. Деятелю на том конце провода понадобилось всего-то секунд сорок. Было объявлено, чтобы я попрощался со своей ничтожной жизнью, поскольку сегодня же она оборвется. И что это будет сделано в назидание всем мудакам, которые захотят вмешаться в чужой бизнес без достаточных на то оснований. Мой друг-автоответчик добросовестно записал эту хамскую тираду, а я после отбоя еще раз прослушал это милое обещание. Звонивший старался изменить голос, да еще говорил, полуприкрыв рукой трубку, но я его все равно узнал. Феденька Петрищев, владелец книготорговой фирмы «Клязьма», не доверял шестеркам дела, которые деятели его круга поручают заботам ручных гоблинов. Он за все брался сам. Деньги он жалел, что ли. А может, просто руки чесались кого-нибудь самолично шлепнуть. Есть, есть у нас в России граждане, которым удовольствие замочить ближнего слаще меда. Феденька, похоже, был из таких. Ба-а-альших любителей этого дела.
