Во время своего второго пребывания в Японии Растворов по роду работы ещё глубже окунулся в притягательный капиталистический быт. Он приехал под видом третьего секретаря с нормальным дипломатическим паспортом, несмотря на ненормальное положение, в котором оказалась советская дипломатическая миссия.* Его обязанности, конечно, не имели ничего общего с дипломатией. Он к этому времени был майором МВД (так теперь называлось его ведомство), и его главной задачей было собирать информацию через примерно полусотню японских агентов, большинство которых было завербовано путем шантажа и других форм давления. Поэтому Растворов был одним из немногих сотрудников миссии, которые в любое время могли выходить в город, ходить по отелям и ресторанам столицы.
* Советский Союз отказался подписать Сан-францисский мирный договор с Японией (8 сентября 1951 года), по которому восстанавливался национальный суверенитет Японии, но Соединенным Штатам позволялось иметь в Японии свои войска и базы. В результате у Москвы не было нормальных дипотношений с Токио, а дипломатическая миссия имела неопределенный статус "представительства".
Но была у майора Растворова ещё одна задача - проникновение в местную западную общину, где заправляли американцы, и с этой целью ему приказали вступить в теннисный клуб. Он стал единственным советским членом клуба. Растворов был не только большим любителем удовольствий, но и хорошим спортсменом. Рассказывали, что он начал бывать в клубе чуть ли не ежедневно. Он стал приличным игроком, его с удовольствием брали в пару. Джордж (так его звали в клубе) бывал иногда заносчив (следствие, по-видимому, некоторого комплекса неполноценности), а в общем-то стал популярной личностью. После игры обычно следовали бар, выпивка, приглашение в гости. Про него забывали, что он русский, и это в руках разведчика могло бы превратиться в смертельное оружие, если бы Растворов использовал ситуацию в интересах Советского Союза. Но он, как мы увидим, использовал её в своих интересах.
В случае с Растворовым хаос, воцарившийся в Москве (а он эхом отдался в токийской миссии, накалив обстановку там), и страх, что он сам может оказаться жертвой по прибытии из командировки, сильнее, чем в случае с другими перебежчиками 1954 года, повлиял на выбор времени для бегства. Так, он сам обратил на себя внимание британских служб весной 1953 года, спустя несколько недель после известия о смерти Сталина. На общественном фронте британские дипломаты были вовсю заняты приближавшейся коронацией в Лондоне королевы Елизаветы II. И они сильно удивились, получив 19 мая личную просьбу от Юрия Растворова о четырех приглашениях не только на концерт по случаю коронации, но и на бал в посольстве. Просьба от простого третьего секретаря, да ещё и миссии, не имеющей должного дипломатического статуса это было слишком. Просителю направили приглашения на концерт, но не на бал.
Десять дней спустя Растворов, пользуясь связями в теннисном клубе, добился приглашения на обед к сотруднику британского посольства и привел с собой своего коллегу, Василия Савельева. Один из гостей, присутствовавших на обеде вспоминает, что поначалу Растворов так нервничал, что брал сигарету в рот зажженным концом. Однако после изрядной доли выпитого все пошло гладко и весело. Танцевали, Растворов произнес тост: "За королеву" (ему тактично ответили: "За русский народ"). Когда у него развязался язык, он пожаловался, что очень несчастен. У него полно нареканий к своей миссии. Врач миссии отозван в Москву, и поэтому нет медицинского обслуживания, плохо с лекарствами. А с подвозом водки ещё хуже. Плохая связь с Москвой, почта работает с перебоями. А главное, он не нашел подходящей женской компании в стране, известной своими гейшами. Он даже и не был в компании с гейшами. Может, хозяин приема может организовать разок такое мероприятие? Во время "холодной войны" такое излияние в одиночестве и горестях было в диковинку услышать от советского сотрудника в компании западных коллег. Однако пока что сетования не носили идеологического характера, просто он жаловался на беспросветность жизни, как обычный человек.
