– Поняла! – Она ничуть не обиделась. Собеседник был прав. И при этом даже грубил с очевидной теплотой. Вообще, весь этот вечер был фейерверком сюрпризов. И ее скептическое замечание было последней линией обороны, которую оказывало все холодное и неприятное, что накопилось в ней за последние годы.
– Итак, повторяю…
– Для бестолковых!… – легко засмеялась она.
– Послушай, давно хотел тебя спросить. Откуда ты, в свои 27…
– Уже 28…
– Не перебивай старших! Откуда ты, в свои 28, знаешь анекдоты 1970-х, песни 1960-х, сказки 1950-х?
– А они разве этих лет?
Она вдруг посмотрела прямо на него глазами цвета выцветшего от жары неба. И он снова поплыл куда-то. Ее голос стал глуховатым и отдаленным.
– Настоящие сказки были всегда… Они от века, понимаешь? Так же и песни, вернее лучшая их часть. Наверное, в каждый момент эту часть просто переписывают по-новому.
Он мотнул головой, прогоняя наваждение.
– Наверное, ты много сказок рассказываешь своему сыну?
Она грустно усмехнулась.
– Я не рассказываю ему сказки, я посылаю ему, вернее, своей старой бабке, у которой он живет, деньги на жизнь. Да и то немного…
– Тогда, почему же ты отказываешься от моего предложения?
– Я?… Отказываюсь?… – Она закатила глаза с намеренно утрированным профессиональным кокетством.
Потом рассмеялась с уже обычным выражением лица.
– Я согласна.
Суть предложения Интеллектуала состояла в следующем. На средства из резервного фонда Интеллектуала Татьяна покупает скромную однокомнатную квартиру в Москве. Кроме того, Интеллектуал дает ей деньги на жизнь на год вперед. Чтобы она не нуждалась в продолжении своих малопочтенных занятий.
Но профессор не обустраивал жизнь вульгарной содержанке. Квартира Тани должна была служить резервным убежищем для него лично, или для самых ближайших соратников на крайний случай. Так что, видеться они вообще были не должны.
Кроме того, от себя лично, как сказал Интеллектуал, он бы настоятельно советовал Тане попытаться продолжить учебу в Москве. Разумеется, на платном отделении.
– Это не реально, – сразу сказала она.
– Стоит хотя бы попытаться. Иначе ты с тоски сдохнешь, сидя целыми днями как сторожиха в своей конуре.
– Но прошло столько лет…
– Отделим мух от котлет. Начнем с формальностей. Академическая справка у тебя есть. Если она устарела, берешь такую же, но оформленную более поздним числом. У вас в Хохляндии за триста баксов можно любую бумажку получить! Сама говорила. И тогда на платное отделение тебя восстановят без проблем. Были бы деньги!
– Давай, пока не будем о деньгах. Но ты представляешь, как мне после шести лет на панели все вспоминать?
– Вспомнишь! Это будет тебе стимулом к жизни.
– Ладно, допустим… Но теперь посчитаем. Ты даешь мне, на все про все, шестьдесят пять тысяч. Квартира станет в пятьдесят. Учеба на платном отделении меда в Москве чуть ли не пять тысяч в год. Мне на год, как ты говоришь, останется десять тысяч. Мне же надо еще и бабке что-то посылать!
– А бедная студентка и не должна шиковать! Тем более, у тебя наверняка что-то припасено. Просто лень себя заставить.
– Боюсь я, Иваныч… А потом, что дальше?
– Не бойся… Дальше будет, как в сказке!
– Только пострашнее…
– Не для нас.
Вопрос с квартирой был решен за три недели. Вопрос с учебой был в процессе решения. Татьяна снова расцвела и выглядела, если и не моложе своих лет, то, хотя бы, не старше. Вернувшийся смысл жизни сделал свое дело. Она заметно похудела, подтянулась. Движения ее стали более стремительными. Иногда даже, наедине с собой, она начинала, делая что-то по дому, приплясывать и напевать про себя.
Пришла пора «прерывать контакты», как сказал Интеллектуал. Майским теплым вечером они сидели за столом на кухне ее более чем скромной новой квартиры в одном из самых малопрестижных районов Москвы.
Однако майский вечер способен сделать волшебным даже гнуснейший район юга огромного мегаполиса, окруженный промзонами. Они пили чай с дешевым печеньем. «Привыкаю к студенческому быту»,- шутила Татьяна.
– Ну, теперь до связи!
– Все-таки, ты совершенно необыкновенный мужик, Иваныч! Ты не боишься, что я тебя просто кину? И, когда ты прибежишь сюда, как затравленный волк, здесь или никого не будет, или будет мужик, который спустит тебя с лестницы.
