— Ты — сумасшедший, — придав речи нейтральный тон, Светоносный, однако, эмоционально вспыхнул, как Сверхновая. Подумать только, его друг собрался уходить к светлым! Политические последствия, которые мог вызвать переход высшего демона в число светлых, казались чудовищными. Ему-то легко бродяжничать, а как быть советнику Афранташу, когда откроется правда? Хорошо, если в Расселине просто поднимется еще одна гражданская война, а ведь возмущение может вылиться и в безумный рейд к вратам Светлейшего! Далеко не все демоны оставались холодными и беспристрастными при упоминании светлых: как правило, столкновения случались если не в каждом первом, то в каждом втором случае, точно. И шаг Тарведаша иначе как страшное предательство, по крайней мере, половиной нижнего мира, расценен быть не мог.
— Ты окончательно утвердился в своем выборе? — Голос Люция прозвучал как-то сипло и невыразительно. Ну да, демон прекрасно понимал, что иного от побратима ожидать не следовало. Однако его решение тяготило сына Арна, прежнего правителя Расселины, пропавшего как раз около сотни тысяч лет назад.
— Да. Иного выбора я сделать не мог. А ты, Люцифер, сдается мне, думаешь о вещах совершенно незначительных. Когда же ты наконец сумеешь взглянуть на демонов со стороны?! Покипят-покипят, повоюют за восстановление безнравственности пару лет — и успокоятся. Сущие дети, если задуматься. Афф, пойми, я ведь открываю двери между мирами, распределяю знания между ними, а это требует понимания и близости всех сил, действующих в самых разных мирах. Их ведь, на самом деле, тысячи, если не миллионы! Я могу понять свет, могу понять мрак, но мне необходимо осознать их глубже, полнее. И это только две малых силы — а сколько их всего! Слишком ограниченно мыслишь, друг, слишком узко. Если бы я загнал себя в столь жесткие рамки, я просто потерял бы самого себя, увлекся какой-нибудь из сторон силы разума или души. Так поступать глупо — слишком ценно для всех миров то, что я знаю и о чем могу рассказать. Да и вообще, миры разграничены между собой, исходя из необходимости их разделения, но никак из-за целесообразности их полной изоляции!
— А еще, ты соскучился по Светлой, философ несчастный?! По Эллионе, Лазурит? Не правда ли? Уж не помню, какие там еще у нее есть имена, но готов поспорить на свои крылья, что дело в ней!
Люцифер нагло ухмыльнулся. На этот раз, он чувствовал, что угадал хотя бы часть подоплеки действий побратима. Вопрос, между тем, повис в воздухе. Астерот не спешил ответить на него. Вернее, смаковал сказанное и обдумывал формулировку, в которой выдать ответ любознательному другу. В конце концов, Тар решил не растекаться мыслью по скале и коротко, чуть насмешливо ответил:
— Да.
Еще с минуту демоны сосредоточенно изучали зрачки друг друга. Прозрачные, словно сине-зеленый хрусталь, глаза Астерота застыли в насмешке, а тяжелые серые очи Люцифера с любопытством изучали обратный взгляд побратима. Он словно пытался понять, что сумел-таки утаить Тарведаш на дне своего многомерного сознания. Казалось, такое невозможно, потому что, — ясное дело, — высшие общались не только с помощью слов. Однако, едва ощутив стороннее мысленное прощупывание, Астерот всегда ставил монолитные барьеры, пробить которые не смогло бы и пушечное ядро. Уж куда там тягаться с продуктом неуклонно стремящегося к вершинам разума одногранному мысленному жалу Люцифера. В конечном счете, князь понял бессмысленность попыток и сдался:
— Хорошо, я понял. Может, еще хоть пару слов мне скажешь? На память.
— Скажу. Но лучше — на будущее, а не на память. Моя дочь, Викторис, остается под твоей опекой. Только, прошу, не надо делать из нее гениального политика и манипулятора — я прекрасно знаю все твои стремления, хитросплетения и уловки. И не хочу, чтобы моя дочь превратилась в ограниченного какими-то нелепыми системно-стратегическими рамками демона. Кроме того, думаю, ты и без того никогда ей не навредишь. На то есть свои причины…
— Ты и меня считаешь ограниченным? И какие еще причины?! - С легким раздражением, всегда появляющимся при руководящем тоне побратима, спросил Люцифер. Не то, чтобы слова его задели, но слишком уж раздражал его этот всезнающий тон, который любил использовать Тарведаш в своих речитативах.
