На звук мотора из домика выбрался сам Харон местного разлива — чуть сутуловатый мужик лет тридцати пяти, с помятым лицом какого-то нездорового, желтоватого цвета. Торопливо стащив с головы кепку, он прижал ее к груди и затараторил:
— Ой, господа официры, доброго вам дня. На тот берег вам? А бумага е? Папирен, я говорю…
«От те нате, пропуск нужен. Интересно, право слово». Я слез с мотоцикла и, достав из кармана зольдбух покойного ефрейтора, чей автомат висел у меня на плече, взмахнул им в воздухе, произнеся:
— Фельджандармери! Шнелле, шнелле![52]
Видимо, этот хмырь уже знал, чем занимаются жандармы, поэтому он не стал задавать лишних вопросов и пошел поднимать слегу, служившую шлагбаумом при въезде на паром. Походка у него была странная, какая-то развинченная, что в сочетании с его обликом сильно пьющего механизатора давало специфический визуальный эффект. Почему-то мне на ум пришел старый анекдот про «да какой же ты гей?», но момент был совершенно не подходящий для воспоминаний, поэтому я махнул Люку рукой, предлагая ему загонять мотоцикл на паром.
Река, а это была Вяча, в этом месте разливалась и была шириной метров двадцать пять — тридцать, с сильно заболоченными берегами, поэтому здесь и поставили паром, вытаскивать телеги и машины из топкой грязи местным жителям, как видно, было не с руки.
Паромщик начал вращать рукоять лебедки, изредка бросая в нашу сторону хмурые взгляды. «Как я тебя понимаю, мужик, таскать паром с похмела — не лучшее времяпрепровождение…» — Я закурил и, подойдя к хлипкому ограждению, бездумно уставился на бегущую за бортом воду. До моего слуха донеслось бормотание паромщика:
«…падла ментовская. Раньше жизни не было, и тут снова… Штоб вам всем пусто было!»
Продолжая курить, я со скучающим видом «мазанул» взглядом по паромщику. Вот это да! Такой ненависти во взгляде я давненько не видел. Похмельный хмырь только что дырку в нашем сержанте не прожег! «Он его узнал! — пронеслось у меня в голове. — Ну да, походка его странная… Он что же, из этих? Вот это да! Что делать теперь будем?» — как в калейдоскопе сменяла одна мысль другую. Швырнув окурок за борт, я с ленцой подошел к Люку и лениво, через губу произнес по-английски:
— Man, this fagot knows our cop! We're in a big trouble![53]
И шепотом добавил для Дымова, уже по-русски:
— Леха, сиди спокойно… Этот хмырь тебя срисовал! Посмотри аккуратненько, без паники, может, и ты его узнаешь?
До противоположного берега оставалось метров пять, когда к существующей проблеме добавилась еще одна — на дороге, сбегавшей к реке, показался такой же, как у нас, «БМВ» с коляской. И у троих восседавших на нем немцев тоже были горжетки полевой жандармерии!
«…» — на протяжении секунд пяти в моей голове не возникло ни одной цензурной мысли. Я хлопнул Люка по плечу и сказал, нет, прошипел:
— Саня, что делать будем?
— Валить всех! Паромщик — твой! — И Сашка, подхватив свою винтовку, опустился на одно колено, прячась от немцев за мотоциклом.
На секунду замешкавшись, я сделал шаг по направлению к паромщику-«уголку», однако тот, непонятным мне образом поняв, что ничего хорошего его не ждет, заверещал: «Памагите! Панове официры!» — и сиганул в реку. Немцы на берегу, услышав крик и заметив фонтан брызг, остановили мотоцикл, заинтересовавшись происходящими на пароме безобразиями. К счастью, день уже клонился к вечеру, и солнце било немцам в глаза, так что ничего внятного они пока не рассмотрели.
— Люк, у них пулемет! — крикнул я, заметив торчащий из коляски характерный кожух.
— Вижу! Не ори под руку… — спокойно ответил Саша.
— Зельц, давай к лебедке! Едем назад.
— Не пори горячку, от пулемета мы не убежим… Лучше поддержи огоньком… — Вот что значит опыт! У меня адреналин только что из ушей не тек, а Люк спокойно выцеливал немцев.
— Поехали! — И хлесткий выстрел «маузера» поставил точку в разговоре.
Я вскинул автомат к плечу и дал две короткие очереди в сторону мотоцикла. Никуда я, естественно, не попал, да и не ставил я перед собой такой задачи. Прижать немцев! Вот что я должен сейчас сделать. Дать возможность Сашке спокойно стрелять, вот и все! Еще один выстрел из карабина, и немец, сидевший за рулем, завалился на убитого пулеметчика. Третий попытался спрыгнуть с мотоцикла, но зацепился ногой, и пуля ударила его в спину.