Я поднял руку:
— Я Трошину позывной дал.
— Какой?
— Бухгалтер.
— А что так?
— В уме считает быстро — артиллерист…
— Ну и добре.
Мы действительно засиделись на одном месте, а с учетом того, что нам еще предстояло выплавлять взрывчатку из снарядов и тренировать новых членов отряда, следовало подыскать местечко потише и подальше от магистральных дорог. Массив, выбранный командиром, был большим, местами заболоченным, лесом, раскинувшимся между деревнями Дмитрево и Малые Бесяды, на площади в пару десятков квадратных километров.
«А что, — подумал я, — весьма удобно — и до шоссе, на котором мы планировали провести пару диверсий, недалеко, и уйти есть куда. Да и до заветного дупла завтра недалеко ехать». Хотя, если честно, в успех оперативной игры Бродяги я не сильно верил.
К моему удивлению, за прошедшие три дня наша группа успела обрасти таким количеством барахла, что нашему зампотылу в лице Казачины пришлось изрядно постараться, чтобы разместить все «нажитое непосильным трудом» в транспорте.
Поскольку собирать мне, кроме личных вещей, было особо нечего, то я стал помогать Бродяге ликвидировать следы нашего присутствия. Не все, конечно, а те, что могли указывать на некоторую специфичность нашей «гоп-компании». Ведь понятно, что обычные окруженцы не стали бы строить радиопомост, да и кучки металлических опилок, оставшиеся после потрошения снарядов, тоже следовало спрятать. Пока мы, подсвечивая себе фонариками, занимались хозработами, я спросил у Александра:
— Слушай, а что ты, когда Старинову и Судоплатову приветы передавал, не сказал от кого?
— Понимаешь, Тоша, я вначале хотел сказать, что привет от «Фермера», но в последний момент вспомнил, что этот позывной был у генерала Скоблина.
— А это кто такой?
— Из белых, но в тридцатые работал на ГПУ — НКВД — помогал при похищении генерала Миллера.
— Это начальник РОВСа который?
— Да.
— Тогда палево было бы.
— Скоблин при невыясненных обстоятельствах исчез в тридцать седьмом.
— Что значит «исчез»?
— Кто говорил, что его НКВД ликвидировало, Судоплатов писал, что Скоблин погиб во время бомбежки в Испании, а некоторые — что он бежал в Америку.
— Тады ой!
— Но поиграть на этом можно, обдумать только все как следует надо.
— Ну, там видно будет. К дуплу пойдешь?
— А кто еще сможет?
— Верно, но мы с Люком тебя прикроем.
— Я на это надеюсь.
Потом Шура опустился на четвереньки и при свете двух фонарей еще раз осмотрел землю:
— А, все равно найдут, если будут по-серьезному искать… — И, встав, отряхнул колени.
Пять километров до новой базы наша колонна проехала за два часа. Неплохой результат, если учитывать, что мы ехали ночью, по совершенно незнакомой местности, а дорожные указатели здесь появятся лет через тридцать, никак не раньше. Люк с Тотеном и Зельцем ехали впереди колонны на мотоцикле, я вел «ублюдка», в котором, расположившись на тюках с имуществом и выставив на каждую сторону по пулемету, разместились Дед Никто и Бухгалтер. За мной ехали на «эмке» командир вместе с Бродягой, а замыкал колонну «Опель», за рулем которого гордо восседал ефрейтор Чернов.
Проехав Волковщину и Скнаревичи, мы повернули на север и вскоре доехали до хутора Дмитрево, за которым и начинался интересовавший нас лес. Самое смешное, что в этом лесу тоже была смолокурня, о чем свидетельствовала надпись «Смола» на советской карте.
Лес встретил нас звоном комаров. Ну еще бы, если судить по карте, здесь вокруг сплошные болота. Но почва под ногами была сухая, поэтому, проехав по дороге еще сотню метров в глубь леса, мы свернули с нее и встали лагерем метрах в тридцати от дороги, резонно посчитав, что шанс встретить в такое время в этом месте немцев весьма невелик. По расписанию мне опять досталась смена с четырех до шести, поэтому, натянув свой тент с одной стороны «Круппа», я залез под него, и, занавесившись с другой стороны своим сетчатым шарфом, нырнул в спальник и мгновенно уснул. Засыпая, я почему-то думал о том, что вот, бывало, в Москве один комар в комнате своим пищанием уснуть не дает, а здесь, в белорусских болотах, в окружении мириадов этих тварей мне… все… равно.
