Отойдя на пяток метров, мы уселись на теплую землю.
— Ну, с чем пожаловал?
— Тох, ты только не обижайся, но я вчера схитрил.
— ?
— Ну, когда фугас испытывали.
— И в чем же хитрость была?
— Я пороха не досыпал. Точнее, оставил только треть от нормального заряда.
— А почему?
— Гильзу на полном в пыль разнесет, и на трети заряда видел, как ее разворотило.
— Так на что мне обижаться-то? Ты же для дела. Кстати, а если заряд прикапывать, как, эффективнее будет?
— Да. Точно эффективнее.
Я почесал затылок, а потом выдал на-гора еще одну «гениальную» идею:
— Вань, а я придумал, как нам электровоспламенители сэкономить. Только ты не отвергай ее сразу. Обдумай, ладно?
— Ну, давай, высказывай!
Я подобрал щепочку и начал чертить:
— Вот, смотри… Берем несколько наших зарядов и заклиниваем их в бревне… Или зажимаем между двумя бревнами. Это поможет от преждевременного разрыва?
— Может и помочь. Смотря чем зажимать будем…
— Веревочной скруткой. Или проволокой. Дальше слушай. Вот здесь крепим электровоспламенитель, а от него делаем дорожки из смеси смолы и пороха. Его у нас, как я понимаю, теперь — хоть на зиму заготавливай?
— Интересная идея. Пойду проверю. Может и сработать.
— А ты вообще зачем подходил?
— Так, извиниться хотел.
Я уставился на Казачину:
— Извиниться? Ну ты, брат, даешь! Но спасибо! Мне приятно.
— Да не за что… Тош, я еще тебя попросить хотел…
— Ну?
— Ты меня отдельно не поучишь? — Я вспомнил, что еще там, в нашем времени Ваня собирался прийти, поучиться, но все как-то у него не складывалось.
— Вань, о чем разговор? Конечно, поучу.
— А то знаешь, хочется соответствовать высокому званию советского «сверхдиверсанта»… — И Ванька лукаво улыбнулся.
Я дружески ткнул его кулаком в плечо:
— Заметано. Через неделю будешь кирпичную стену с одного удара разваливать. Головой. Причем независимо от твоего согласия.
Отсмеявшись, мы разошлись по своим делам: я — к своим «баранам», а Казачина пошел экспериментировать со смолой и порохом.
* * *
Погоняв «курсантов» еще с полчасика, я объявил об окончании занятия. В быстром темпе выдал персональные рекомендации каждому и, довольный собой, направился к командиру с целью получения дальнейших указаний.
Идя по полю, я обратил внимание, что неприятный запах, в самом начале чуть не вырубивший нас, стал менее заметным, хотя, может, мы просто привыкли к нему. А может, то, что мы похоронили погибших, позволило лесному ветерку немного «проветрить» поляну? Размышления о запахах натолкнули меня на мысль, что неплохо бы устроить банно-прачечный день, а то вот уже четверо суток — это с учетом поездки в Минск на поезде и подготовки к игре, — без душа и ванны! И тут я вспомнил то важное, что забыл утром…
«Гиммлер! Твою мать! Через месяц в Минск приедет Генрих Гиммлер. Рейхсфюрер СС будет инспектировать лагерь военнопленных и минское гетто!» — Я читал об этом в какой-то книге за несколько месяцев до приснопамятной поездки в Минск.
Как ужаленный я рванул к командиру.
— Как позанимались? Не сильно бойца помял?
— Саш, не время. Это позже… Я что вспомнил-то! Четырнадцатого, а может, и пятнадцатого августа в Минск приедет Гиммлер!
Саня даже рот раскрыл от неожиданности.
— Бродяга, ко мне! — закрыв рот, рявкнул он. Все-таки реакции и скорости мышления командира и молодые должны завидовать!
Шура-Два нарисовался буквально через пару минут.
— Так, — взял быка за рога Фермер, — ты представляешь, что этот разгильдяй начитанный только что вспомнил?
— Нет, откуда?
— В Минск. Приедет. Гиммлер! — раздельно произнес командир.
— Еп… А не зря мы поутру про индивидуальный террор говорили, не зря!
И, повернувшись ко мне, Бродяга спросил:
— Когда? На сколько?
— То ли четырнадцатого, то ли пятнадцатого августа… — неуверенно ответил я. — Он там какую-то айнзацкомманду инспектировать должен…
— Месяц на подготовку. Нормально.
Фермер задумчиво поскреб заросший подбородок, а потом произнес:
— Так, в течение следующей недели проводим серию диверсий, смещаясь вдоль шоссе на восток, потом делаем крюк и идем на Минск.
— А зачем диверсии-то на шоссе устраивать? — не понял я.
— А мы возможных «кураторов» отвлечем, — пояснил Бродяга.
