— Да? — ответил я, вглядываясь в темноту.
— Это Несвидов, товарищ старший лейтенант. Здесь мы.
— А, сержант… Что у вас?
— Вот товарищ капитан приказал танкиста вашего стеречь, а он, как сурок, спит, а мне собирать имущество надо.
— Не дрейфь, сержант, поможем твоему горю. Дед Никто! — громко позвал я.
— Здесь я! — Кудряшов откликнулся метрах в десяти.
— Ко мне!
— Да, товарищ старший лейтенант, слушаю, — сказал боец, подходя к нам.
— Дед, ты вещи собрал?
— Да. Если честно, то у меня и вещей-то нет.
— Это не важно сейчас. Смени сержанта на посту, ему имущество командное паковать надо.
Решив административную проблему, я похромал дальше. Пять минут на личную гигиену — и я уже «лечу» к Люку, готовить заряды.
Пока мы возились со взрывчаткой, Саня успел мне рассказать про приключения наших у тайника.
— Да, а могли ведь и серьезно напороться, вечно Бродяга обостряет, — закончил Люк свой рассказ.
Я согласился с ним, поскольку еще по нашим игрушечным войнам знал, что Шура-Два — натура увлекающаяся и может превратить простую разведывательную вылазку в операцию по тотальному уничтожению противника.
* * *
«Изъятие ценного свидетеля», как обозвал операцию Бродяга, прошло, что называется, без сучка без задоринки. Колонна остановилась за деревней, а мы с Зельцем прошлись по крайним домам. Дом Марьяны оказался третьим с краю. Минут пять ушло на уговоры хозяйки и еще пять — на то, чтобы объяснить Лиде, что задание отменяется и мы забираем ее с собой.
Порядок движения был следующим: впереди, метрах в пятидесяти, на мотоцикле ехали Люк и Тотен, за ними — «ублюдок», за рулем которого сидел я, и «эмка», которой рулил Фермер. Грузовик доверили вести Казачине, а замыкал колонну еще один мотоцикл, на котором ехали Бродяга и Зельц. Всех, у кого не было немецкой формы, спрятали в кузове «Опеля».
На шоссе мы выехали в четверть третьего, и десять километров, отделявших нас от моста, проехали минут за сорок, так что, когда впереди показалось шоссе, запруженное войсками, на моих часах было почти три.
Операция нам предстояла непростая — пересечь шоссе, по которому, невзирая на ночное время, двигался сплошной поток войск, и не вызвать при этом тревоги у регулировщиков из полевой жандармерии. Почти весь день Тотен потратил, возясь с трофейными документами, и теперь на наших машинах были нарисованы не тактические знаки отдельного саперного батальона, а эмблемы охранного батальона, расквартированного восточнее Минска, как раз в том направлении, куда мы и держали путь.
Десять минут, которые мы ждали разрешающего сигнала от регулировщика, показались мне годом. Все это время я думал о том, что если что-то вдруг пойдет не так, то шансов вырваться отсюда у нас практически нет. Впереди — дорога, забитая противником, сзади — деревня, в каждом доме которой стояло как минимум отделение.
Наконец, жандарм дал нам отмашку выезжать на шоссе. Я выдохнул сквозь сжатые зубы и воткнул передачу. Пока мы медленно тащились по Радошковическому шоссе, я с интересом смотрел по сторонам — ну когда еще увижу немцев в естественной среде обитания и не через прицел! Вот мерно шагают пехотные колонны. Лица солдат сосредоточенны и угрюмы. Я их понимаю: ночной марш, когда видишь только спину впереди идущего камрада да проезжают мимо машины, слепящие тебя светом фар, — вещь утомительная. И шагать так еще долгие и долгие километры. «Ну ничего, мы устроим вам нежданный привал!» — злорадно подумал я, но тут же одернул сам себя, вспомнив, что не стоит говорить «гоп!», не перепрыгнув забора.
Через километр мы добрались до большой развилки, и основная масса немцев повернула на восток, в сторону Острошицкого Городка, мы же поехали прямо на юг. Говоря «основная масса», я имею в виду то, что и на юг, в направлении тылов правого фланга Группы армий «Центр», двигалось, кроме нас, довольно много машин. Еще километр, и мы сворачиваем с шоссе в поля. Вот и небольшая деревня, вытянувшаяся вдоль реки. Если мы не ошиблись — это и есть наша ближайшая цель.
Встав табором в стороне от дороги, проводим быструю рокировку — Люк и Казачина подсаживаются в мою машину, и мы малым ходом двигаемся к деревне.
