Мягкий, безликий, как будто всегда один и тот же голос, который во всех аэропортах мира оповещает о посадке, напомнил, что нам следует пройти к выходу номер восемь. Во время полета мы продолжали беседовать, а когда стюардесса (на Кубе их называют бортпроводницами) подала нам бутылку с прохладительным напитком, Фалько сказал: «Чудеса, да и только. Везде они на кукол похожи, а здесь — живые женщины, ты заметил?»
В аэропорту имени Хосе Марти мы получили свои четыре чемодана (один его и три моих) и разошлись. Фалько присоединился к своей экскурсии, меня встретили друзья.
Через два дня состоялась демонстрация перед американским торговым представительством. Только недавно была десятитысячная демонстрация перед посольством Перу. Теперь встал другой вопрос: пришло известие о морских маневрах на базе Гуантанамо и об угрозах Картера.
Я шагал по набережной вместе с товарищами из издательства «Каса де лас Америкас». Много лет прожил я на Кубе, но никогда еще не приходилось мне быть свидетелем столь впечатляющего массового шествия. Когда мы стояли на Рампа в ожидании начала демонстрации, я вдруг увидел в десяти метрах от себя Фалько.
Толпа была плотной, продвинуться вперед трудно. Я закричал: «Фалько! Фалько!» Он услышал меня, но, конечно, не мог себе представить, что кто-либо может знать и звать его, поскольку он всего лишь сорок восемь часов находится в Гаване. Но случай всесилен. Я был действительно единственным человеком на Кубе, который его знал, и именно я оказался рядом, в нескольких шагах.
Наконец он меня увидел, изумился страшно и приветственно вскинул свои длинные руки. Прошло не меньше десяти минут, пока нам удалось пробраться друг к другу. Фалько обнял меня. «Вот, черт побери, чего только не бывает! Миллион народу тут, а мы с тобой встретились!» Он был в полном восторге. «До чего здорово, а? Напоминает последний митинг Широкого фронта, верно?» — «Да, только здесь народу больше». — «Это-то конечно. Я про воодушевление говорю, про энтузиазм».
Шествие началось, сначала шагали медленно, потом движение ускорилось. Вдруг Фалько заговорщически подтолкнул меня локтем: «Знаешь что? Я сегодня сделал первый шаг». — «Какой первый шаг?» — «А чтоб здесь остаться». — «О!» — «Да. Пошел в учреждение какое-то, мне показали, народу там полно, все эти, которые, наоборот, уехать отсюда хотят. Подхожу к двери, а ее как раз запирают. Я служащему через стекло знаки делаю, отопри, дескать, на минутку, сказать кое-что хочу, а он головой мотает — нельзя. И тут меня осенило. Вытаскиваю из кармана листок бумаги, пишу «товарищ» и прикладываю к стеклу. Может, любопытство его разобрало, не знаю, только приоткрыл он дверь чуть-чуть. «Сегодня, — говорит, — не принимаем больше заявлений на отъезд, понятно?» — «Да знаю, не за тем я вовсе пришел». — «А зачем же вы пришли?» — «Я с экскурсией приехал. С туристской. Остаться я здесь хочу». — «Что вы хотите?» — «Ос-тать-ся». Парень (это был молодой парень) никак в толк не возьмет. Открыл дверь немного пошире, я и проскочил, а те, кандидаты на выезд в Майами, крик, конечно, подняли. «Вы сказали, что остаться хотите?» — «Да, сказал». Парень глядит на меня во все глаза, будто чудище какое увидел. Потом достает записную книжку, вырвал листок, написал на нем фамилию и мне подает. «Ты вот что, друг, приходи завтра, только пораньше, и спроси этого товарища. С ним и поговоришь. Счастливо». Так что завтра иду. Ну, что скажешь? Или как здесь говорят — как на твой вкус?» — «Я смотрю, ты кубинские выражения лучше усваиваешь, чем австралийские».
Шествие все ускоряло шаг. Постепенно толпа нас разделила, и через некоторое время я потерял Фалько из виду. Мы проходили как раз мимо торгового представительства США (в окнах никого не было видно), когда я снова увидел Фалько, теперь он шел немного позади нас. Громовым грубым голосом, с типичным акцентом жителя Монтевидео, повторял он вместе с веселой толпой: «Пин, поп, предателей вон!»
ДРУГОЙ (Хотеть, суметь и прочее)
В то утро, когда Маноло стал излагать личный и всеобъемлющий взгляд на современное состояние нашей страны, а также некоторые другие свои воззрения, Сильвио пробурчал: ты полоумный (Роландо Асуэро очень хорошо это помнит). Маноло говорил уже полчаса, но, сжав губы, сказал: дай же мне докончить. Сильвио промолчал, и Маноло договорил до конца. Он поставил наконец точку и обратился к Сильвио, весьма довольный собой: ну, теперь что ты скажешь? Ты полоумный, повторил Сильвио непреклонно, и дело чуть было не дошло до кулаков. Тут Сантьяго и он, Роландо, поспешили вмешаться, да к тому же Мария дель Кармен и Тита начали уже всхлипывать, нервы, конечно, никудышные, а Грасиела — та нет, она всегда была суровой, а может — сдержанной, а может — застенчивой; спорщиков усадили, Сильвио, чтобы успокоиться, взялся за мате и так сосал трубочку — на всех дюнах вокруг было слышно. Конечно, выводы Маноло, хоть и весьма конкретные, казались очень уж бесперспективными. Безвыходность проповедует, утверждал Сильвио. И в самом деле, Маноло не видел никакого выхода, никакого спасения, но в правоте своей не сомневался ни на йоту. Те, у кого есть деньги и власть, никогда их не уступят. Не стройте себе иллюзий, мальчики, это вам не скандинавские буржуа, те, чтобы выжить, идут на сокращение прибылей, а наши призовут вояк, хотя после вояки сожрут и их. Конституция? Легальные методы борьбы? Стыд и позор напялившим мундир и надевшим военные кепи? Бросьте, дорогие земляки. Это все давно ушло. Нас поколотят и уничтожат, как гватемальцев, точно так же. Политическая возня ничего нам не даст, мы должны обыграть их на другой площадке. Надо их разбить, всадить им гол, и не один. Пусть даже из аута. Метафора особенно понравилась Сантьяго, и с этой минуты он заинтересовался спором. А Маноло все твердил свое, твердил и твердил, все валил в одну кучу (есть такое танго: что бабочка, что дерево — все одно), потому что страстно желал перемен, только без трепотни, а на деле — подлинные его слова. Маноло не слишком затруднялся в выборе средств (если бог нам не поможет, пусть поможет сатана), главное — достичь цели. Это мне кое-что напоминает, заметил Сильвио с легкой иронией. И ты думаешь, нам удастся с ними справиться, спросил Сантьяго, в свою очередь посасывая через трубочку мате, только сравнительно тихо. Нет, отвечал Маноло с такой горячей уверенностью, словно держал будущее на ладони. Нет, мы не придем к власти, нас раздавят, расшвыряют по тюрьмам, сотрут в порошок, уничтожат. Ну и…? — раздраженно, не то с иронией, не то с изумлением спросил Сильвио. Роландо же, полный разумного скептицизма, лишь поднял брови. Ну и ничего, в бурном увлечении продолжал Маноло. В данный момент — ничего, только победа их будет пирровой. Победить-то они победят, но справиться со своей победой не смогут. На бумаге выиграют, а народ за ними не пойдет. (Легкие аплодисменты в женской ложе) Потеряют народное доверие окончательно. И Маноло поглядел лукаво на Сильвио — ну как, все еще считаешь меня полоумным, а? Может, все мы полоумные, отвечал тот, немного, видимо, остыв, тут Маноло встал и обнял Сильвио, обхватил своими щупальцами, будто осьминог или моллюск из семейства головоногих, как написано в словаре. Тем временем Мария дель Кармен и Тита постепенно приходили в себя и улыбались сквозь слезы — двойная радуга, да и только. Сантьяго же стал вдруг серьезным и сказал: если так, получается, что наша борьба имеет только моральный смысл, а к чему мне нравственная победа, если все равно будут существовать бездельники и латифундисты, ловкие банкиры и бестолковщина, нет, коли уж я ввязался в драку, я хочу победить по — настоящему. Вот чудище-то, отвечал Маноло, все мы хотели бы победить по — настоящему, никакого пороха ты тут не выдумал, дело не в том, чтоб хотеть, а в том, чтоб суметь. А Сильвио вдруг загорелся опять, он догадался, что позиция Маноло имеет более широкий смысл — дело не в том, чтоб хотеть, и не в том, чтоб суметь, а в том, чтоб со страху не очуметь. В женской ложе хихиканье, а равиоли с картошкой уже готовы, ух ты, как скоро, давай, а то вода выкипит, да вы же как заспорите, развоюетесь, ничего не замечаете, целых два термоса мате выдули, безобразие просто, равиоли, господа, хватайте равиоли, а вино-то, вино потрясающее, будто разговляемся на рождество, а как думаешь, после революции равиоли с картошкой будем лопать, а?
