Развернувшиеся веером бандиты, гикая, с клинками наголо бросились было во фланг отряду, но стали поворачивать обратно, некоторые слетели с седел, падая вместе с лошадьми, поднимая пыль, взметая песок.
Разрывающее душу предсмертное ржание, крики, гиканье, строчки пулеметных очередей, винтовочная трескотня — все это слилось воедино, в привычные звуки боя, много раз входившие в его жизнь за последние четырнадцать лет.
«Вот и первый тяжелораненый», — подумал командир отряда, увидев, как боец Караульный, схватившись за живот, скорчился от боли. К нему подбежал лекпом Павликов, задрав гимнастерку, стал бинтовать. Доносился голос Караульного:
— …Сволочи, не дали… Шел… Хотел драться… — Пробегавшим мимо бойцам крикнул:
— Докажите, ребята!..
Стиснув зубы, отгоняя от себя мысль о том, сколько еще будет сегодня раненых, таких же вот молодых, едва оперившихся ребят, а сколько навсегда останется в этих песках, командир отряда напряженно следил за развитием боя, передвижением от сопки к сопке своих групп.
Второй рубеж басмачей был взят, но не известно никому, сколько осталось еще рубежей, насколько они укреплены басмачами, какие сюрпризы в этом ожесточенном бою приготовили ему Ахмед-Бек и Дурды-Мурт.
Приказав сопровождавшему его радисту Шаймарданову связаться с Классовским, продиктовал текст радиограммы:
«Наношу удар с севера — северо-востока и северо- запада. Энергично наступайте. Слышу ваши выстрелы, разрывы гранат».
— Кравченко, — окликнул он артиллериста дивизиона, — что с ударной группой?
— С Самохваловым связь потеряна, — ответил Кравченко. — Выставленный на расстояние зрительной связи ваш коновод красноармеец Чебанок докладывает, группу не видит.
— Поезжайте лично, найдите ударную группу, потребуйте держать непрерывную связь со мной, прикажите связных использовать по назначению. Атаку начинать по красной ракете.
Едва Кравченко ускакал, пробираясь низиной в том направлении, в каком должна была делать почти десятикилометровый обход во фланг ударная сабельная группа, подскакал радист Шаймарданов, доложил: «Командир доброотряда запрашивает, что значит «энергично наступать».
— Разъясните ему, — с досадой ответил командир полка. — Запросите, в чьих руках колодец, прибыл ли его транспорт от Докуз-Аджи?
Эта досада от неуместного вопроса Классовского перешла в тревогу, когда с той стороны, где должна была накапливаться для атаки ударная группа, донеслись крики «ура», беспорядочная винтовочная стрельба. А голову его уже сверлила мысль: «Что там? Я же приказывал атаковать по сигналу красной ракеты! Еще не время! Заняли всего лишь третий рубеж басмачей и неизвестно, сколько их будет при такой глубоко эшелонированной обороне! Но может быть обстановка позволила нанести внезапный удар? Самохвалов — опытный командир. С ним секретарь партбюро Быба, так хорошо зарекомендовавший себя во время марша. Туда же выехал и начальник штаба. Не должно быть ошибки. Но почему, не поставив в известность его, командира отряда, атаковала ударная группа? Послали связного, и тот не доехал?»
Третий огневой рубеж басмачей с разбросанными по склонам окопами и стрелковыми ячейками был взят. Резко чувствовалось отсутствие воды. Масленников видел, как пулеметчики расчета Кузнецова меняли воду в кожухе, пожертвовав ее для «максима» из своих фляг. Бой длился уже три с половиной часа. Командир отряда до сих пор не знал, что с ударной группой.
Басмачи под прикрытием сильного винтовочного огня с четвертого рубежа занимали настолько удачные позиции на господствующих сопках, что могли бить даже по переползающим. Зной становился нестерпимым. Масленников видел, как пробегавший по склону сопки боец упал в полуобморочном состоянии с пулеметом в руках и, только полежав несколько минут, с трудом поднялся, пошатываясь и спотыкаясь, снова побежал дальше.
Приказав командиру взвода Кривову обойти с пулеметами укрепившихся басмачей с северо-северо-востока, Масленников распорядился усилить огонь станковых пулеметов, чувствуя, что только их огнем сможет выбить врагов из окопов. Он видел, что уцелевшая часть банды организованно отходит на юг и юго-восток.
