Впрочем, одни ль мои земляки столь недальновидны, обрекая реку свою на высыхание? Передо мной номера газет, в которых маленькие, по нескольку строк, заметочки — как крик, зов о помощи, требующий немедленных действий.
В «Комсомольскую правду» пишет И. Мигас из Донецка: «...Надо спасти реку! Родилась и выросла я на берегах Берды, которая протекает по территории нашего села Белоцерковка Куйбышевского района Запорожской области. Сейчас речка обмелела, и с трудом узнаешь в узеньком ручейке, который можно спокойно перешагнуть, бывшую красавицу реку».
Житель Подмосковья В. Мирсков сообщает на страницах областной газеты «Ленинское знамя» о горестной участи речки в Шаховском районе: из-за того, что на центральной усадьбе совхоза «Ново-Александровский» год не работают поля фильтрации, канализационные воды текут в эту речушку, превращая ее в мутный, кишащий нечистотами поток. А зловонный поток этот мчит всю грязь в реку Рузу...
А. Зудов (снова «Ленинское знамя») возмущается тем, во что превратили в Можайском районе «жемчужины этих мест» реки Берёгу и Протву: их вчера еще светлые воды загажены отходами совхозных ферм; плотины, что регулировали водный режим, в шестидесятые годы разрушены и никем не восстанавливаются...
Будучи по профессии юристом, А. Зудов напоминает: «Закон об охране природы, постановление о развитии нечерноземной полосы России диктуют необходимость помочь обрести силу речкам Берёге и Протве... Реки — наше богатство, наше здоровье!»
Все правильно.
Кто только услышит этот призыв? Ведь руководителей хозяйств, предприятий, с молчаливого согласия которых оскверняется природа, не раз уже, поди, упрекали, стыдили... Вряд ли их встряхнут газетные строки!
Встряхнуть могут лишь действенные и незамедлительные меры, опирающиеся на требование закона. И значит, вопрос в том: кто по долгу службы вспомнит, что есть такой закон, кто в своей будничной должностной работе станет активным проводником его положений? В масштабах села, города, района... Пока же — видим на примерах — мы еще или робко обращаемся к законам государства об охране природы, или вообще не умеем ими пользоваться.
А потому где-то безнаказанно срубили дерево, где-то опалили лес ядовитыми химикатами, где-то угрожающе мелеет от угарных промышленных стоков река... И, как знать, через энное количество лет не напишет ли кто-нибудь печальные строки о том, что была-де на свете речка Вёрда, была, да вся вышла, «стерлась» голубая жилочка с географических карт (как я сейчас написал о старом, навсегда усохшем пруде...). И другой человек, возможно, возразит тому, кто вспомнит про Вёрду: «Нашел о чем жалеть. Вон Каспий мелеет, а ты про какую-то речку!..»
А ведь он, Каспий, будет мелеть и мелеть, если мы где-то вдали от него эту самую Вёрду не сохраним. В природе — доказано — все в равновесии, в жесткой взаимосвязи.
...И вот чего, признаться, не могу взять в толк, что томит душу тоскливым недоумением. Ведь в тех колхозах, по угодьям которых протекает река моего детства, председателями работают люди, в общем-то, дельные, уверенно ведущие многоотраслевые хозяйства вперед. Они толково решают масштабные задачи современного строительства, подъема урожайности, развития животноводства; они интересны в общении, потому что, кроме производственного опыта, у них жадное стремление не отстать от всего, чем богата нынешняя жизнь. Они сами лихо водят «Волги», на них белоснежные сорочки и модные галстуки; они при своей деловой загруженности как-то умудряются прочитывать все, что в ходу у нашей широкой читающей публики, о чем говорят и спорят повсюду...
Мы неплохо знаем друг друга: росли, можно считать, вместе; возрастная разница меж нами — от трех до семи лет. Росли на сараевской земле, и что было для нас отрадой в суровые послевоенные годы — это те часы, что могли провести на ней, Вёрде нашей. Летом — жарясь на песочке или с удочками под ракитами; зимой — на коньках, по звонко поющему под ногами льду...
Что же сейчас-то эти бывшие мальчишки с Вёрды, преданные ей, любившие ее, повзрослев, озабоченные хозяйственными кампаниями, не только не хотят помочь своей реке — истощают последние ее силы?
