* * *
Библиотекарь был одним из самых упорных: мертвая оболочка человека, ушедшего из мира живых в середине девятнадцатого века. Как многие духи, он не распространялся о том, кто избавился от него. На самом деле он не был библиотекарем, но имел какое-то отношение к книгоиздательству: то ли продавец, то ли переплетчик, а может, редактор. И обитал почти постоянно в читальном зале Британской библиотеки, куда я приходил, чтобы проконсультироваться с ним, притворяясь, будто изучаю историю британских профсоюзов, и часами беседовал на самые различные темы.
Шел дождь, и тяжелые капли барабанили по крыше.
— Что будете делать, когда это место закроют?
— О, в подобных заведениях недостатка нет. Быть может, я наконец решусь уйти на покой. Двадцатый век становится несколько утомительным, и я без всякого восторга жду нового тысячелетия. А теперь давайте то, что принесли, и я исчезну столь же молниеносно, как Пак или Ариель.
Я вынул все, что дала мне миссис Стоукс, и положил на стол. Квадратик голубой материи, вырезанный из старой простыни Эммы. Полузасохшая губная помада. Простые белые трусики от «Маркса и Спенсера». Снимок — очевидно, сделанный в ателье фотографа.
Библиотекарь алчно, как наркоман, уткнулся во все это.
— Да… очень стильно… так хорошо… — вздохнул он и немедленно растворился в пространстве. Последними исчезли звезды глаз.
Пока я собирал вещи и книги, прозвенел звонок. Время закрытия.
* * *
Подобно библиотекарю, я нахожу последние годы двадцатого века крайне утомительными. Из-за моей манеры одеваться и обставлять квартиру люди предполагают, будто я специально подражаю викторианскому стилю, чтобы выразить презрение к современности, но это не так. Этот стиль просто стал моей второй натурой. Я не смог перерасти его, если можно так выразиться. Кроме того, именно в это время моя семья приобрела власть над мертвецами. Мы гордимся своей долгой и славной историей, и среди нас было немало экзорцистов, изгонявших нечистую силу. Но именно мой дед занялся непознанными, а точнее, паранормальными явлениями. Это он обнаружил и систематизировал способы общения с мертвецами.
Я последний в роду. Родители мои погибли, когда наш дом был разрушен вследствие неудачного эксперимента. Оправившись от последствий катастрофы, я переехал из Эдинбурга в Лондон и купил дом в Спитлфилдзе, большой, в георгианском стиле и плохом состоянии, но я не модернизировал его и даже не восстановил первоначального облика. (Пришлось твердо воспротивиться визитам доброхотов, членов самодеятельного исторического общества, которые, переодевшись в костюмы той эпохи, водили группы туристов по своим обновленным домам. Но мой черный сюртук, пестрый жилет, трость, фетровая шляпа и часы с цепочкой — не маскарад.) В доме не проведены ни электричество, ни телефон, но в этом нет необходимости. Как свет притягивает мошкару, так электричество привлекает слишком много призраков, а я не люблю отвлекаться на пустяки. Мне хватает газовых рожков и угольного отопления. Всякий, кто стремится найти меня, обязательно достигает цели или в процессе поисков рано или поздно обнаруживает, что я ему вовсе ни к чему.
Но для меня самое главное, что это спокойный дом, тихое место, надежное убежище. Как трудно отыскать нечто подобное в большом городе! Все, жившие когда-то здесь, умерли естественной смертью, последовавшей за счастливой, безоблачной жизнью. Здесь нет ни одного призрака, порожденного страхом или ненавистью, экстазом или тщеславием. Иногда по комнатам блуждают духи первых хозяев — шелковых дел мастера, ярого гугенота, и его жены — и до сих пор гуляет привидение сапожника, жившего и работавшего в подвале более пятидесяти лет. Но все это слабые и безвредные фрагменты, причиняющие беспокойства не более, чем мыши, которые шуршат за ореховыми панелями. Следы наркотического бреда, оставленные колонией хиппи, обитавшей здесь в начале семидесятых, я без труда рассеял, а остальных непрошеных гостей отпугиваю уловителями душ на дверях и окнах, а также регулярным окуриванием розмарином, рутой и диким чесноком.
По мере того, как орды призраков растут, найти подобные места становится труднее и труднее. Все меньше людей склонны умереть в своей постели, и толпы на улицах наполняют атмосферу злобными призраками, рожденными в минуты неукротимого гнева или страха. Перекрестки кишат отзвуками ярости водителей. Я не в силах посещать больницы, ездить в метро или проходить мимо казино. Игроки, сами того не подозревая, бывают правы, когда требуют новую колоду карт перед каждой партией, ибо призраки, цепляющиеся за старые, сильно воздействуют на законы случайностей.
