— Что ты, Пеппи, ты будешь прекрасно вести себя! — успокоила её Анника.
— Нет… Нет… это ещё неизвестно, — возразила Пеппи. — Я буду стараться, можешь мне поверить, но мне много раз говорили, что я не умею себя вести, хотя стараюсь изо всех сил… Это вовсе не так просто… Но я обещаю вам, что на этот раз я буду ну прямо из кожи вон лезть, чтобы вам не пришлось за меня краснеть.
— Вот и прекрасно, — сказал Томми, и дети под дождём побежали домой.
— Не забудь, ровно в три часа! — уже издали крикнула Анника, выглядывая из-под зонтика.
Ровно в три часа перед входной дверью виллы, где жила семья Сёттергрен, стояла Пеппи Длинныйчулок. Она была разодета в пух и прах. Волосы она распустила, и они развевались на ветру, словно львиная грива. Губы она ярко накрасила красным мелком, а брови намазала сажей так густо, что вид у неё был просто устрашающий. Ногти она тоже раскрасила мелками, а к туфлям приделала огромные зелёные помпоны. «Теперь я уверена, что буду самая красивая на этом пиру», — довольно пробормотала Пеппи, позвонив в дверь.
В гостиной у Сёттергренов уже сидели три почтенные дамы, Томми и Анника и их мама. Стол был празднично накрыт. В камине пылал огонь. Дамы тихо беседовали с мамой, а Томми и Анника, расположившись на диване, рассматривали альбом. Всё дышало покоем.
Но вдруг покой разом нарушился:
— Р-рр-ружья напер-рр-ревес!
Эта оглушительная команда донеслась из прихожей, и через мгновение Пеппи Длинныйчулок стояла на пороге гостиной. Её крик был таким громким и таким неожиданным, что почтенные дамы просто подскочили в своих креслах.
— Р-р-рота, шаго-оо-ом мар-р-рш!
И Пеппи, чеканя шаг, подошла к фру Сёттергрен и горячо пожала ей руку.
— Колени плавно сгибай! Ать, два, три! — выкрикнула она и сделала реверанс.
Улыбнувшись во весь рот хозяйке, Пеппи заговорила нормальным голосом:
— Дело в том, что я невероятно застенчива и если бы сама себе не скомандовала, то и сейчас ещё топталась бы в прихожей, не решаясь войти.
Затем Пеппи обошла всех трёх дам и каждую поцеловала в щёку.
— Шармант[1]. Шармант. Великая честь! — повторяла она при этом.
Эту фразу при ней как-то произнёс один изысканный господин, когда его знакомили с дамой.
Затем она уселась в самое мягкое кресло. Фру Сёттергрен рассчитывала, что дети отправятся наверх, в комнату Томми и Анники, когда придёт их подруга, но Пеппи — это было ясно — не собиралась двигаться с места. Она похлопывала себя по коленям, то и дело поглядывая на накрытый стол, и вдруг сказала:
— Стол выглядит очень аппетитно. Когда же мы начнём?
Как раз в этот момент в гостиную вошла Элла, девушка, помогавшая фру Сёттергрен по хозяйству, и внесла дымящийся кофейник.
— Прошу к столу, — обратилась к гостям фру Сёттергрен.
— Чур, я первая! — крикнула Пеппи, и, прежде чем почтенные дамы успели встать с кресел, она уже очутилась у стола.
Недолго думая она наложила себе на тарелку целую гору сластей, бросила в чашку семь кусков сахару, вылила в неё не менее половины кувшинчика сливок и, откинувшись на стуле, придвинула к себе всю свою добычу.
Поставив блюдо со сладким пирогом себе на колени, Пеппи с необычайной быстротой принялась макать в кофе печенье и совать себе в рот. Она так набила рот печеньем, что, как ни старалась, не могла произнести ни слова. С той же стремительностью она расправилась и с пирогом. Затем, вскочив с места, Пеппи начала бить в тарелку, как в бубен, и кружиться вокруг стола, выискивая, чем бы ещё полакомиться. Почтенные дамы бросали на неё неодобрительные взгляды, но она их не замечала. Весело щебеча, Пеппи продолжала прыгать вокруг стола, то и дело засовывая себе в рот то пирожное, то карамельку, то печенье.
— Как мило с вашей стороны, что вы меня пригласили. Меня ещё никогда не звали на чашку кофе.
Посередине стола красовался огромный сливочный торт, украшенный красным цукатным цветком. С минуту Пеппи стояла, заложив руки за спину, не в силах отвести глаз от красного цветка, и вдруг она нагнулась над тортом и выкусила из него весь цукатный цветок. Она проделала это так стремительно, что до ушей вымазалась кремом.
