– Еще не жалеешь? – спросил он.
– Совсем чуть-чуть, – ответил Холден. – А вы?
– Я хочу кое-что прояснить. Если – если! – ты возьмешь этот колонистский корабль, он ни при каких обстоятельствах не приблизится более трех тысяч кэмэ к моим докам. Если у него на борту кто-то нуждается в медицинской помощи, пусть остаются на борту, – медиков мы пришлем. Все, что сойдет с этого корабля, будет прежде обыскано, просканировано, перезагружено, продезинфицировано и опрыскано святой водой, если сумею отыскать священника. Мне здесь Троя не нужна.
– Понял.
– Я только потому на это согласился, что есть шанс вернуть живыми пленников Свободного флота.
– Других причин нет? – осведомился Холден. – Намерены вернуть груз прежним владельцам, а не пустить на спасение Цереры?
Фред мягко, тепло улыбнулся ему.
– Не будь засранцем.
– Ну вот, – вмешалась Бобби, – они нас поймали. Разрешите ответить услугой на услугу.
– Разрешаю, – сказал Холден.
Бобби невнятно забормотала себе под нос – кажется, она была счастлива.
– Осторожнее, Холден, – снова заговорил Фред. – Не нравится мне это все.
– Ну, если это ловушка, скажешь тому, что от нас останется: «Я же говорил».
– У меня тут тридцать кораблей, которые обеспечат вам такой атомный погребальный костер, что через четыре года его увидят с Проксимы Центавра. Если, сам понимаешь, там есть, кому смотреть.
– Слабое утешение, – заметил Холден.
– Нам нужна открытая связь, – предупредила Наоми.
– Фред. Я должен это сделать. Что получится, узнаешь, когда сделаю.
Фред кивнул и разорвал связь. Холден проглотил ком в горле.
– Что у нас с расстоянием?
– Дистанция торпедного выстрела, – сообщила Бобби. – А через восемь минут десять секунд можно подключать ОТО.
– Рельсовая прогрелась?
– Да, черт побери.
– Хорошо, – сказал Холден. – Наоми, дай мне связь.
Почти сразу на его экране появилось новое окно. Темное, в желтой рамке открытого канала. На таком расстоянии световой лаг практически не ощущался. Это само по себе нервировало.
– Неопознанный корабль, внимание. Говорит Джеймс Холден с независимого фрахтовщика «Росинант». Мы готовы принять «Мински». Надеюсь, вы здесь, чтобы его сдать. Неплохо бы вам представиться.
Экран остался темным. Вверх по позвоночнику поползла тревога. Тянулись секунды без ответа. Что-то неладно. Он застыл, репетируя про себя, как скажет Алексу: «Уводи нас отсюда. Сейчас что-то рванет». И что скажет Бобби: «Прежде всего защита „Роси“. Постарайся его обезоружить. Убей, если иначе нельзя».
Рамка моргнула. На долю секунды в ней появилась незнакомая остролицая блондинка, но почти сразу ее сменила другая женщина со стянутыми на затылке темными волосами. И с легкой циничной улыбкой на губах. Холден заметил, что не дышит, и выдохнул.
– «Росинант», – заговорила женщина, – я Мичо Па с «Коннахта». В отпаде от новой встречи, капитан Холден.
«Мунро» погиб вторым. Силы Марко поймали его у облака техоборудоваиия и медикаментов, зарытых в пустоте. Насколько Мичо удалось восстановить ход событий, просьба о помощи поступила со старательского кораблика «Корвид». На борту у них было пять семей, и вспышка менингита заставила ввести детей в медикаментозную кому. Бросившийся на выручку «Мунро» был перехвачен двумя корветами Свободного флота и, спасаясь от них, нарвался на два других. Марко записал обращение капитана – немолодого мужчины по имени Леви Уоттс, которого Мичо прежде почти не знала, – с мольбой пощадить команду, а потом корабль уничтожили.
Их конец не был достойным. Он был огненным. Запись распространили по дюжине анонимных каналов, сопроводив списком остальных присоединившихся к ней кораблей.
Транспондер «Корвида» пропал. Споры, уничтожили его вместе с кораблем или захватили, чтобы использовать как наживку, ни к чему не привели. Так или иначе, намек был прозрачен: никто не смеет изменять Свободному флоту, а Свободный флот – это Марко Инарос. Эванс и Надя взяли на себя переделку протокола связи для оставшихся у Мичо кораблей. Она видела заботу в их взглядах, улавливала в тембре голосов. Она любила их за сочувствие, но сейчас в любви была дистанция. Холодок. Она не знала, надолго ли застыли в ней ярость и горе, но пока единственным возможным для нее трауром оставался беспощадный анализ.
