Затем она станцию за станцией, корабль за кораблем прокрутила всю систему. Так Па в прошлой жизни на корабле, от которого остались обломки и мучительные воспоминания, вычерчивала восковым мелком сеть поставок всего необходимого людям: фильтры, материалы для гидропоники, регенераторы, центрифуги для очистки руды. Центрифуги для воды. Для крови.
Она задумалась, прячутся ли еще в темноте какие-нибудь колонистские корабли, в ужасе наблюдая, как человечество рвет себя на куски. Ей вспомнилась доктрина «одного корабля». Все суда в Поясе – клетки одного существа. Сейчас они виделись ей иначе. Теперь все они были свободными и отчаявшимися бактериями в море пустоты, безразличном к их жизни и смерти.
И, если Санджрани не ошибся, страшнейшая катастрофа еще только прокашливается.
Открылась дверь в общий коридор, ввалился Жозеп. Надя чмокнула его на ходу. Они теперь сменялись. Один сидел с Лаурой, другой с ней, третий отсыпался. Круговорот общего горя. Жозеп прошел к кухонному автомату, сдвинул панель, которой Па не замечала, налил себе стакан виски и только потом подсел к ней в «уголок».
– Скоол, – сказал он, поднимая стакан. Делая глоток, стукнул себя краем по зубам. Минуту они посидели молча.
– Упс, – ответила Па.
Жозеп поднял брови.
– Волшебное слово, ла.
– Это я, – заговорила она, утирая глаза обшлагом блузы. – Все у меня как всегда. Я опять привела всех прямо в ад.
Глаза у Жозепа глубоко запали. Усталость сказывалась и в оттенке кожи, и в посадке плеч.
– Не услежу за твоей мыслью, я.
– Я нахожу, кому поверить, и иду, куда ведут. А потом все золото обращается в дерьмо. Джонсон, Ашфорд, Инарос. А теперь Холден. Не понимаю, как я могла не предвидеть, но я опять попалась. А теперь…
– Теперь, – согласился Жозеп.
– А самое глупое, – Па повысила голос, он истончился, стал резким, как зудение скрипичной струны, – что я вижу? Смотрю на все, чего добивалась, и где оно все? Добивалась Пояса для астеров – его не будет. Хотела построить мир, в котором мы все могли бы жить, называя своим, – его не будет. Даже строить не из чего. Я уже не помню, с какой стати решила, что должна поддержать Холдена. Снова открыть врата? Чтобы в них свободно хлынули колонистские корабли? Чтобы никто из тех, кого я люблю, не остался в живых?
Жозеп кивал задумчиво и отстраненно.
– Что означал бы такой сон? – спросил он.
– Какой сон? – опешила Мичо. Разгибаясь до боли в спине и сквозь боль.
– Вот этот, – объяснил он. – О том, как ты сражаешься сначала за Инароса, потом за Холдена. Теряешь дорогих тебе людей и оказываешься среди роскоши, чтобы в ней исцелиться.
– Ни хера бы не значил.
– Или был бы пророческим, – хмыкнул Жозеп.
– Или что вселенной плевать на нас и все наши дела, а твоя дерьмовая мистика – просто способ этого не замечать.
– Может, и так, – согласился он с таким смирением, что Па устыдилась своих слов.
Жозеп еще раз глотнул виски, отставил стакан на пол и вытянулся во весь рост на кривом диванчике, пристроив голову ей на колени. Его теплая улыбка была прекрасна, полна юмора и нежности, от которых у Па заныло сердце.
– Не шли за Холденом, мы. Встали против Марко, оказались рядом с Холденом, да. Но ты никогда не была из его людей. Мы не ради Холдена дрались с Марко. Дрались потому, что Марко объявил себя тем героем, который нужен Поясу, а оказалось – не тот.
– Ага. – Мичо погладила его по волосам.
Жозеп устало закрыл глаза.
– Абер, черт побери, нам все же нужен герой.
