Если не выйдет, они попытаются уберечь «Джамбаттисту» с войском АВП на нем, пока не придумают какого- нибудь выхода.
Кольцо врат вырастало в объективах, корабли рядом с ним уже казались карликами. Тысяча километров от края до края, а за ним жуткое внепространство медленной зоны, другие врата и тринадцать сотен миров – бесхозное имущество галактической империи, доставшееся человечеству.
Наоми была права. Все равно, служат ли они великому ходу истории или расхлебывают последствия отдельных поступков отдельных, разрозненных индивидуумов. В любом случае действовать им придется одинаково.
«Джамбаттиста» вышел в низшую точку траектории и отключил двигатель. «Роси» сделал то же несколькими секундами позже, но за это время бока гигантского корабля успели разъехаться, выбросив тысячи крошечных, как споры грибов, суденышек, заметных лишь тогда, когда они заслоняли звезды. Рядом с кольцом они выглядели пылинками. Кольцо невольно виделось Холдену огромным бельмастым глазом, слепо таращившимся на Солнце – отсюда лишь чуть более яркую звезду среди миллиардов других.
На его мониторе высветился запрос на связь. Вызывала Бобби Драпер. Холден ответил, на экране появилось ее лицо. Маленькая голова без шлема над широкими плечами силового скафандра. За ее спиной переговаривались по-астерски – так торопливо, что Холден ни слова не понял.
– Первая волна готова, – доложила Бобби. – Разрешение на выход?
– Разрешаю, – подтвердил Холден. – Только, Бобби… Правда, правда, не погибни там.
– Никто не живет вечно, сэр, – сказала Бобби, – но, если это не в ущерб заданию, постараюсь выжить.
– Спасибо.
Сначала по одному, потом разрозненными группками стали загораться слабенькие химические ракеты. Все они вместе взятые не сравнялись бы с реактором «Роси», да им и не нужно было. Всей их жизни – от кольца до станции в центре медленной зоны. Большинство и столько не проживет. Лишь на одном из них Бобби, Амос и их десант. На глазах у Холдена шлюпки стайкой слетков выстроились в плотный строй, поймали воображаемый тактический ветер и начали разгон к вратам.
И сквозь них.
Она знала заранее. Еще до того, как из Якульского вытянули конкретные сведения, она знала: что-то будет. Это чувство было как неотвязный дурной сон. Предчувствие или просто страх, просачивавшийся наружу всякий раз, когда у нее появлялось что-то важное, и слишком явственно представлялось, каково будет этого лишиться. Узнав, что война идет на Медину, Робертс испытала что-то похожее на облегчение. Хоть знала теперь в общих чертах, чего боится.
От страха малые перемены казались большими. Узнавая от Якульского об изменениях в рабочем графике, Робертс против воли толковала каждое новшество, как карту Таро. Отложили на месяц поиск причины падения сигнала внутри барабана – видимо, капитан Сэмюэль не считала его важным для обороны. Передвинули поближе переоборудование водоснабжения при микрогравитации – запасаются дополнительными мощностями на случай, если пострадает жизнеобеспечение. Целый день устанавливали запасной лазерный передатчик – чтобы не терять связи по направленному лучу с Монтемейером и прочими советниками и охранниками Дуарте на станции чужаков. Все, что вписывалось в ее представления о подготовке к силовому конфликту, как бы оправдывало ее страхи – и чем больше находилось им оправданий, тем легче было находить новые подтверждения.
Она была не одна такая. Всех в ее бригаде мучили те же ужасы. Якульский теперь отлучался чаще, чем присутствовал, не надзирал за ходом работ, а только раздавал задания и спрашивал потом, выполнено ли. А после смены уходил рано, даже не подыскивая предлога, кроме «дела не ждут». Салис стал больше пить, выходил на смену похмельный и злой, а в конце рабочего дня неохотно возвращался к себе. Вандеркост… ну, после ложной тревоги с кротом Вандеркост словно усох. Не телом, а тем, как шел по жизни. Стал опасливым и скрупулезным, втянулся в домик, как улитка. Раз, вскоре после известия, что к вратам Сол гонит ледовозная баржа, они сидели в баре, и какая-то молоденькая койя, напившись вдрызг, разоралась, что колонисты на планетах не заслужили ни помощи, ни внимания. «Если им не нравится такое обращение, не надо было обходиться так с нами», и «Они ничем не лучше Марса, разве что не запаслись камнями», и «Пусть заглянут поколений через пять, может, к тому времени сравняемся». Вандеркост поспешно допил и смылся, не попрощавшись. Он теперь шарахался от любой политики, даже такой, с которой все соглашались.